Михаил Антонов - Жизнь в Советском Союзе была... [СИ]

Также помню, что воспитателем у нас была миловидная дама — учительница бальзаковского возраста, которая не сильно нас напрягала своим вниманием и воспитательными моментами, поскольку все силы тратила на обустройство своей личной жизни. Будучи разведенной, она встречалась с мужчиной, который однажды приезжал к ней даже в лагерь, и к тому же оставался там ночевать.

Надо сказать, что наш отряд наконец-то жил как положено взрослым. У парней была своя отдельная палата, где нас охраняла наша воспитательница, а у девчонок была своя, причем в другом корпусе, где там за ними приглядывали аж трое: наша Надя и еще две девушки — пионервожатые 1-ого и 3-его отрядов, поскольку девчонок трех старших отрядов поселили в огромном корпусе всех вместе.

Возможно, что именно это обстоятельство привело к одному интересному событию.

В конце смены наша воспитательница на одну ночь уехала из лагеря с этим самым своим мужчиной. Присматривать же за нами, почти двумя десятками архаровцев подросткового возраста, которых она покидала, она попросила Надежду.

Надя просьбу исполнила, но охранять нас пришла не одна. Наверное, она боялась ночевать на веранде в одиночестве. Поэтому компанию ей составили три или четыре девчонки из нашего же отряда, те что повзрослей. Оторв, что бегали по ночам на свидание к мальчикам, она с собой не взяла принципиально, пригласила тех, кто вел себя поспокойней.

Потом вдруг выяснилось, что такая большая компания: Надежда и ее сопровождающие, на стандартной одиночной кровати воспитательницы не помещается. А охранять-то нас надо. Поэтому девчонки решили ночевать в нашей же палате. Мы им сдвинули три или четыре свободные незанятые кровати, стоявшие до этого в углу, и на них-то они и устроились.

Но теперь вдруг оказалось, что вести светскую ночную беседу нашим юношам и навестившим их девушкам все равно невозможно. Говорить приходится громко, поскольку собеседники лежат в разных углах, а громкий разговор мешает уснуть тем, кто помладше, и в беседе не участвует.

В общем, девчонки пригласили нас перебираться поближе. Ну и некоторые, я в том числе, перебрались. Лежим на сдвинутых кроватях вперемешку: мальчик-девочка-мальчик-девочка, беседуем. Слева от меня лежит пионервожатая Надя, справа другая девчонка, имени которой я уже не помню. Обе, когда невольно соприкоснешься с ними плечами или руками под одеялом, горячие, прямо таки пламенные. Темно и весело. И главное, шепот наших разговоров уже никому не мешает отдыхать.

Если кто-то ждет описания групповухи, то тот обломается. Все было мирно и невинно. Ну повалялись подростки рядом с друг другом, пошептались и не более того.

Как видите, в моих воспоминаниях о пионерском лагере много чего сохранилось, и милые детские игры, и игры подростков вроде «бутылочки» — был и такой эпизод в жизни, и конфликты, и дружба, и первые поцелуи, а вот маршировки в пионерской форме в моей памяти как-то не отложились. Наверное, потому, что они никогда не были для меня в то время главными событиями. Даже военно-спортивная регулярная игра «Зарница», обязательно проводимая один раз за смену, мне ничем особенным не запомнилась. Видимо, в силу формальности. Ну прошла и прошла, так же как не запомнились и родительские дни. Приехали тебя проведать предки, привезли газировки и конфет с печеньем, натрескался ты сладкого, что в этом особенного? И только у закоренелых антисоветчиков отдых в пионерских лагерях был связан с бесконечными линейками, заучиванием речевок и террором воспитателей, заставлявших их — бедолаг — каждое утро умываться, в полдень ложиться на сончас, а каждый вечер чистить зубы. Бедные, бедные антисоветчики, как же им не везло в жизни…

Еще зимой этого года, до моей последней поездки в «Чайку», роясь на антресолях нашей квартиры в залежах старых вещей, я обнаружил несколько отцовских книг. Одна была посвящена сварочному делу и называлась «Справочник сварщика». Весьма полезная, наверное, но… Но у меня дома не было сварочного аппарата и вычитанными там советами я воспользоваться все равно не мог.

Другая называлась типа «Охота в СССР» и содержала массу интересных сведений. Я с любопытством прочитал о разных способах охоты, о животных и птицах, на которых в СССР охота была разрешена, об охотничьем оружии и снаряжении. Вот только одна беда: у меня не было ни своего охотничьего ружья, ни охотничьего билета, так что проверить на практике полезность полученных знаний я тогда не мог. Был там, правда, раздельчик про охотничьи боеприпасы, в котором популярно сообщалось о том, как в домашних условиях из обыденных химикатов получить дымный порох. Но я уже был большенький и понимал, что самовольное производство взрывчатых веществ в СССР не только не приветствуется, а даже, вроде как, преследуется по закону, так что и эту книгу я был вынужден отложить в сторонку.

Поэтому пришлось перейти к оставшимся трем книгам, а все они оказались посвящены шахматам. Как сейчас помню, одна называлась: «Комбинации и ловушки в дебюте» Бориса Вайнштейна; другая была о матче за звание чемпиона мира между Петросяном и Спасским 1966 года; а третья — «Первая книга шахматиста» В. Панова.

Книга Вайнштейна была самая тонкая, и я начал с нее. Затем почитал Панова и вскоре всерьез увлекся шахматами. Я проштудировал их все полностью, и очень пожалел, что не прочел их раньше, год назад. Тогда я бы того пацана — шахматиста из «Чайки» уделал бы одной левой!

Шахматы мне понравились, там была логика, там были остроумные и логичные решения, и там была красота. Я увидел и смог понять эту красоту шахмат. Вообще, как мне кажется, в шахматах успех ждет того, кто при взгляде на шахматную доску видит не деревянную доску в клеточку с набором резных фигурок, а позицию, поле боя идей и умов. И мне кажется, что взглянув на доску, я тоже вижу, хорошо ли, плохо ли стоят фигуры игроков, кто кому чем угрожает, и кто чего должен опасаться. Пусть моя оценка не так глубока, как у признанных мастеров, но все равно фигурки для меня стали как живые, и я, как мне кажется, понимаю логику их движения.

Так что в 1973 я вплотную занялся изучением шахмат. Я последовательно обыграл сначала брата Володю, несмотря на его математические способности и образование он в шахматы играл плохо. Гораздо лучше у него получалось соревноваться в преферансе. Потом пришла очередь Юрия. Старший брат играл лучше Володи, но тоже вскоре ничего не мог мне противопоставить. Лешка со мной за доску даже не садился. Лешенька, как я уже говорил, прибился к секции спортивного ориентирования, базировавшейся в нашей школе. С тех пор наши с ним спортивные дороги разошлись и уже не пересекались. Пришлось мне обыгрывать отца. Когда я понял, что и отец со мной не может совладать, пришлось искать соперников на стороне. Уж не знаю почему я не пошел с этой проблемой во Дворец пионеров, откуда начинал свой шахматный путь мой одноклассник Сеня Двойрис. Видимо, мне казалось, что дворец — это для пионеров, а я-то уже был комсомолец. Поэтому я направился в городской шахматный клуб.