Михаил Антонов - Жизнь в Советском Союзе была... [СИ]

Кстати, к подготовке их свадебного торжества даже я руку приложил, нашел им музыканта на свадьбу.

Я тогда уже на первом этаже в лаборатории сидел. В один из дней я решил прикоснуться к прекрасному, к музыке то есть. И даже сделал первый шаг, в обеденный перерыв съездил в Торговый центр и купил себе маленький электроорганчик «Фаэми», принес его на работу, а тут к нам в комнату заглянул наш сотрудник Николай. Видимо, решил передохнуть от женского коллектива и забить с нами пару партий в домино. Увидев мою покупку, Николай тут же сбацал что-то жизнеутверждающее. Стало понятно, что как музыкант он намного способнее, чем как химик-ученый. Выяснилось, что он даже в музыкальной школе по классу аккордеона обучался, но про эти его способности в институте никто еще не знал, а он их никак не афишировал.

Поэтому, когда я узнал, что молодоженам на свадьбу понадобился баянист, чтобы все было как у людей, я и подсказал невесте к кому ей надо обратиться. И Николай действительно играл на их свадьбе. И жених с невестой остались им очень довольны.

Когда меня с пятого этажа спустили на первый, то я обнаружил там славный коллектив из двух человек. Одного из них звали Алексеем Максимовичем, он считался загрузчиком-выгрузчиком экспериментальной электропечи, а второго Борисом Ивановичем, он считался электромонтером лабораторного оборудования. Оба они уже были не молоды и не слишком здоровы. Борис Иванович выглядел лет на сорок пять, он был худенький, маленький, носил очки и страдал желудочными заболеваниями. А Алексей Максимыч, был постарше — чуток за пятьдесят, и уже пенсионер, поскольку выработал вредный стаж по первой сетке. Видимо, на вредном этом электродном производстве он и заработал себе астму, от которой часто заходился в кашле. Но не смотря на все свои болячки оба они были людьми веселыми и жизнерадостными. Ко мне отнеслись они весьма дружелюбно и даже слегка по-отечески.

В той комнате, где мы тогда сидели втроем, планировалось построить небольшую обжиговую электропечь, и в этой печи проводить эксперименты по методам графитирования электродов. Но, честно говоря, за те месяцы, пока я работал в институте, строительство печи шло как-то медленно. Может у них там итальянскую забастовку коллектив проводил, я не знаю.

Недели через две после моего переезда на первый этаж мне дали первое задание: натаскать из большой груды огнеупорного кирпича, находящейся во дворе НИИ, маленькую кучку кирпичиков поближе к нашей лаборатории. Я надел фуфайку, вышел во двор и перенес сотни полторы кирпичей, складывая их аккуратно прямо под наши окна. Еще чере неделю-полторы, мы открыли окно, я надел фуфайку, вышел во двор и через окно подавал кирпичи в помещение. Потом Алексей Максимыч стал неспешно класть из них печурку. Почему неспешно? А чего торопиться, ну закончил он в конце концов кладку, выложил печку из шамотного кирпича в виде ванны, Борис Иванович уже электросиловое оборудование и трансформатор проверил, а загружать-то в печь нечего. Нам для этого маленькие угольные электроды-заготовки должны были наштамповать, а их никто не спрессовал. Сидим «козла» забиваем.

А пока в штат приняли нового загрузчика-выгрузчика — Петра Григорьевича. По идее, когда печь заработает, надо будет на ней круглосуточно работать, эксперименты по несколько суток могут идти, следовательно нужны сменные специалисты. Вот и взяли еще одного работника.

Петр Григорьевич тоже был пенсионером и бывшим работником электродного завода. Но в отличие от Алексея Максимовича, ни тяжелый вредный труд, ни пройденная в юности война на его здоровье не сказались. Это был высокий, крепкий и здоровый мужик, не смотря на то, что он злоупотреблял вином и был охотником до женского пола. 80 % его разговоров были про баб-с, а остальные про то, где и сколько он выпил. Правда, его сразу предупредили, что студента, то есть меня, в пьянство не вовлекать и за спиртным, как самого молодого, не гонять. Фронтовик согласился с такими условиями и стал нашим законным четвертым партнером. До этого мы все больше втроем в домино резались, редко когда Николай от бабья с пятого этажа сбежит, да компанию нам составит, а теперь нас стало двое на двое и игра пошла интереснее. Иногда на «козла» у нас по полдня улетало…

И вот как-то зимой уже, нас с Петром Григорьевичем отправили за угольным порошком для наших будущих электродов. Надел я фуфайку, вышел на улицу, сел в институтский автобус, и поехали мы на Челябинский электродный завод. И вот там я увидал настоящий Ад.

В городе было белым бело. Везде лежал снег. А на территории электродного завода снег был исключительно черного цвета. Столько чумазых лиц я не видел ни до, ни после, если не считать документальных фильмов про африканцев. Поскольку нам нужен был угольный порошок разных фракций, то мы отправились в смесительный цех. Судя по всему, в цеху явно кто-то работал, но кто это был — я не знаю, я никого не видел. Там грохотали какие-то агрегаты, но какие именно я не знаю, ибо их тоже не было видно. Там вообще, ничего не было видно далее двух или трех метров. Там горели лампы под потолком, но с таким же успехом их могли бы и не включать, больше толку было бы от шахтерского фонаря на голове. Я даже не могу сказать, как велики были внутренние пространства цеха, поскольку весь цех я взглядом окинуть не мог.

Единственно, что я видел там, это неподвижно висевшую в воздухе угольную пыль. Впечатляло, когда из этой темно-серой туманной массы внезапно выползали стальные ножи, потом резиновые колеса, а затем и сам электропогрузчик, за рулем которого восседала толстая баба с респиратором вместо лица. Благо она догадывалась, что в грохоте цехового оборудования не слышно как работает ее мотор, и потому она ездила медленно и осторожно, чтобы никого случайно не задавить и самой ни во что не врезаться.

Мы с Петром Григорьевичем быстро-быстро набросали в бумажные мешки разнокалиберные угольные гранулы и резво покинули вредный цех. Я потом три дня углем сморкался. А люди там работали каждый день.

Ясное дело, что при таком неспешном ведении дел я так и не увидел, как работает печь графитирования. При мне запустить ее так и не успели.

Вообще, лаборанты в НИИ были нужны, чтобы затыкать ими всякие производственные дыры. Ну, например, в то время шло строительство пристроя к ГосНИИЭПу, институт расширялся. А строители тормозят, не укладываются, говорят, не успеваем, дайте подсобных рабочих. И институт собирает сборную в помощь строителям. Посылают самых молодых. Хорошо, если в отделе есть молодые мэнеэсы или инженера, а если в нашем секторе трудятся одни дамы? Вот и ссылают меня на неделю, на две, на месяц, на очередную стройку. Я, вздохнув, надеваю фуфайку и отправляюсь в очередной раз то раствор таскать, то мусор строительный из окон выбрасывать, а то кровельщикам помогать.