Ариан Шартон - Дебюсси

В Байройте Дебюсси встречает своих знакомых музыкантов, Поля Дюка и Эрнеста Шоссона, а также художника Жака Эмиля Бланша, который должен нарисовать его портрет, и Маргариту Уилсон-Пелуз. Здесь же он подружился с Робером Годе. В Германии Дебюсси был на представлении опер «Парсифаль», «Нюрнбергские мейстерзингеры», «Тристан и Изольда». Кроме того, в 1893 году в Париже он слушал «Лоэнгрина», «Золото Рейна» и «Валькирию». Однако Дебюсси теперь уже не столь пылкий почитатель композиторского таланта Вагнера, каким он считал себя раньше. К великому немецкому музыканту Дебюсси испытывает двойственное чувство, о чем не замедлит поведать в своих письмах. С течением времени он публично выскажется по поводу авторитарности автора «Парсифаля». Вот какими впечатлениями делится Дебюсси во время своего второго путешествия в Байройт со своим бывшим консерваторским преподавателем и убежденным поклонником Вагнера Эрнестом Гиро:

«Его главные музыкальные темы похожи на пилы или катапульты! Почему Вагнер не был сыт ими по горло после того, как закончил “Тристана Изольду” и “Нюрнбергских мейстерзингеров”? Опера “Нибелунги”, где все же есть отрывки, которые весьма впечатляют меня, представляет собой своеобразную машину для трюков. Хотя “Нибелунги” и оказали влияние на дорогую моему сердцу оперу “Тристан и Изольда”, мне грустно от того, что я охладел к ее автору».

Дебюсси всегда остерегался превратиться в теоретика. Он считал, что каждый артист должен писать то, что чувствует. Между тем дискуссия Дебюсси и Эрнеста Гиро, записанная Морисом Эммануэлем, позволяет нам составить представление об эстетической позиции молодого композитора, о его музыкальных планах, поскольку он уже задумал писать музыку к опере «Пеллеас и Мелизанда». Музыкальные замыслы Дебюсси уже показывают его независимость от консерваторских догм, а также и от влияния творчества Вагнера, бывшего для него ранее образцом для подражания. К двадцати семи годам Дебюсси уже имел твердые музыкальные убеждения, которым будет верен до конца своих дней. Оперную музыку он находил слишком тяжелой. В его представлении в опере должны петь только в случае, если этого требует необходимость. Тишина на оперной сцене тоже может быть выразительной и красноречивой.

Период творческих исканий и открытий, а именно 1887–1889 годы, ознаменовался для Дебюсси началом новых дружеских отношений. Некоторые из них будут поддерживаться на протяжении довольно долгого времени. Композитор часто бывает в доме доктора Мишеля Петера, который устраивает литературные и музыкальные вечера. Дебюсси подружится с сыновьями доктора Мишелем и Рене. Последнему было всего 11 лет, когда он впервые увидел Ашиля. «Его ассирийская внешность, темные волосы и смуглая кожа, отрывистая речь, мифологическое имя напугали меня», — рассказывал Рене в своей книге воспоминаний о музыканте. Дебюсси познакомился с друзьями доктора — финансистом Этьеном Дюпеном и молодым бельгийским художником Леопольдом Стевенсом, тоже художником, известность которому принесли картины, на которых были изображены элегантные женщины, погруженные в меланхолические размышления. Отец Леопольда Альфред Стевенс приехал в Париж в возрасте двадцати одного года. Вскоре он вошел в круг друзей Эдгара Дега, Эдуара Мане и Берты Моризо [54] Берта Моризо (1841–1895) — французская художница, входившая в круг парижских художников, известных как импрессионисты. . Дебюсси часто приходил к Стевенсам на улицу Кале. Молодому композитору была по душе творческая атмосфера этого дома, он любил вести беседы с Альфредом и Леопольдом, но больше всего его тянуло сюда из-за сестры Леопольда Катрины, перед обаянием которой он не смог устоять. Стройная блондинка, «красивая девица с некоторой чертовщинкой в глазах», как заметил друг Альфреда Эдмон де Гонкур [55] Эдмон де Гонкур (1822–1896) — французский писатель, прославившийся вместе со своим братом Жюлем как романист, историк, художественный критик и мемуарист. , — это был как раз тот тип женщины, который нравился Дебюсси. Он воплотил его в образе Мелизанды в опере «Пеллеас и Мелизанда». Помимо всего прочего, Катрина любила музицировать и сочинила несколько романсов на стихи Альфреда Мюссе. Несколько лет спустя, когда у Стевенсов возникли финансовые проблемы, Дебюсси, испытывавший такие же затруднения, сделал предложение Катрине, пообещав, что очень скоро опера «Пеллеас и Мелизанда» будет поставлена на сцене. Молодая женщина самым любезным тоном отказала ему.

Дебюсси был завсегдатаем не только салонов своих богатых друзей, его часто видят в книжной лавке независимого искусства, а также в кафе и кабаре, где собираются представители артистической и литературной богемы. Книжный магазин находился на Шоссе д’Антен. «Прохожий с улицы мог разглядеть сквозь витринное стекло тесное помещение с книжными полками, картинами и гравюрами в духе символизма на стенах, что не оставляло никаких сомнений в художественной направленности заведения». Сюда нередко заглядывали Поль Верлен, Стефан Малларме, писатель Вилье де Лиль-Адан, поэт-символист Жюль Лафорг. Хозяином книжного магазина был Эдмон Байи. «Коротышка в очках с золотой оправой был весьма неординарной личностью. Он был не только издателем, но и музыкантом, а также интересовался оккультизмом», — характеризовал его Анри де Ренье [56] Анри Франсуа Жозеф де Ренье (1864–1936) — французский поэт и писатель, член Французской академии (1911). . «Вы даже не можете себе представить, насколько хорошо этот коротышка разбирается в вопросах искусства, — писал Дебюсси Андрею Понятовскому, одному из своих друзей, в феврале 1893 года, — к тому же он обладает таким неуступчивым характером, что порой пугает меня». Анри де Ренье, частенько заглядывавший в книжный магазин Эдмона Байи, чтобы поговорить о литературе, не раз встречался там с Дебюсси:

«Он входил, ступая тяжело и бесшумно. Как сейчас вижу перед собой его полноватую фигуру, матово-бледное лицо, пронзительный взгляд черных глаз из-под тяжелых век, удивительно высокий лоб, на который падала длинная вьющаяся прядь волос. В его облике было нечто кошачье и одновременно цыганское, указывавшее на пылкое воображение и целеустремленность. Мы беседовали. Дебюсси слушал, листал какую-нибудь книгу, рассматривал гравюры. Ему нравились книги, изящные безделушки, но всегда он возвращался к разговору о музыке. Он мало говорил о себе, но весьма строго судил своих коллег-музыкантов. Его критические высказывания не касались лишь Венсана д’Энди и Эрнеста Шоссона. Он был интересным собеседником. И все же держался как бы на расстоянии, особняком. Мы часто встречались с ним, но я не могу сказать, что хорошо его знал. В то же время я искренне им восхищался.