Елена Горбунова-Посадова - Друг Толстого Мария Александровна Шмидт

"Не мучайтесь, -- говорила она. -- Ведь он не от того ушел, что вы его раздражали, а потому что он видел, что его присутствие вас раздражает. Он чувствовал, что вам надо расстаться, чтобы вы успокоились".

"Ей то всего труднее, -- прибавила М. А., передавая этот разговор. -- Мы то все друг другу еще дороже стали, а она одна".

Софья Андреевна последние годы усиленно писала свои воспоминания, стараясь в них возможно подробнее описать всю их семейную жизнь со своей точки зрения. Она делилась своими записками с приезжающими и, смотря по тому, в каком была настроении, читала или рассказывала -- то просто интересные почему-либо, по ее мнению, места, то такие места, в которых говорилось о неискренности, лицемерии, порочности и прочих дурных качествах Л. Н--ча.

Не раз она предлагала читать эти записки и М. А--не. М. А. то отмахивалась, говоря, что слушать не хочет, то уговаривала Софью Андреевну не писать того, что она пишет, так как до этого никому никакого дела нет, какой негодяй был Л. Н. "Важно его учение и стремление его быть хорошим, а от того, что он ошибался, учение его нисколько не хуже для тех, кто, как и он, ищет истину".

-- Душенька моя, бросьте вы это писать, -- убеждала она Софью Андреевну. -- Пишите о детях, какие они были хорошие, как они росли, как их учили, а Л. Н--ча оставьте. Ведь, какой он был! Всех любил: я вот, вошь какая, а как он меня любил и учил!

----------

На усадьбе в этот год был сторожем Петр Иванович, единомышленник Л. Н--ча, тот приятель М. А--ны, который когда то

101

устраивал потребительскую лавку в Рудакове. М. А. очень дорожила его помощью и близостью. Постоянной помощницы у М. А--ны не было никакой, на огороде же и в саду работали поденно скуратовские девушки, которые уже так хорошо знали дело, что М. А. на них во многом полагалась, и, когда ей было особенно плохо, только изредка выходила взглянуть на их работу.

Так прошло лето. Мы уехали в Москву в начале октября, с тем, что к М. А--не в тот же день придет одна знакомая ей пожилая женщина. Поможет ей и Петр Иванович, поможет семья Буланже, который попрежнему жил на усадьбе. Но на душе было очень тревожно. Уж очень слаба была М. А., и перед самым нашим от'ездом опять прихворнула. Даже провожать нас не ездила, как она это делала каждый год.

Уехавши, мы начали получать от нее одно письмо за другим.

"Не успели вы, дорогая Леночка, -- пишет она, -- уехать в Москву, как Андрей Абрамович 1) привез мне Дунечку из Казначеевки 2).

Я вчера более 2-х часов сидела на солнце при 18R тепла. Дуняша скучает по внукам и заявила, что она с'ездит за мальчиком 5-ти лет и привезет его сюда. Я отказала. Уж не знаю, что она думает, а мне сдается, что она не станет жить. А какая прекрасная, хозяйственная работница: все делает чисто, хорошо. Ну, а что поделаешь, взять ребенка жить в одной комнате с моей болезнью, -- не могу. Больше об этом и думать не хочу, а как сложится моя жизнь, так и буду жить.

А вы то теперь, моя душенька, разорвались на части: и милый, измученный судом Ив. Ив. 3), и школа, и дети, и разборка вещей, и телефон, и трамвай, -- не знаешь, за что браться. А мы то здесь пользуемся идеальной тишиной, которая избаловала меня так, что страшно подумать выехать из такого рая куда бы то ни было.

Вчера поденные перебрали весь картофель, оказалось на порядках гнилого. Сегодня девочки обвязывают молодой сад. Скотина второй день гуляет с дедом по лесам, и он сегодня пил у нас чай..."

"Я сама скучаю до нельзя по вас, моя дорогая Леночка, -- пишет М. А. 10 октября. -- Хорошо, что есть много всякой работы, некогда останавливаться на этом, а то бы все плакала. Пожалуйста, голубушка моя, не беспокойтесь обо мне. Пока все идет хорошо: я относительно здорова, девочки обмазывают деревья; я, пользуясь тихой, теплой погодой, все время сижу и слежу за работой и нисколько не зябну. Ночами сплю хорошо. Ничего бы я так не желала, как умереть в Овсянникове: хочется пожить именно так, как бог привел. Мне очень хорошо, и я только радуюсь на жизнь и чувствую, что не по заслугам пользуюсь чудной квартирой, могу болеть, страдать не на людях, -- одно сознание это дает мне силу и бодрость духа, -- ну, чего же еще? А уж когда споткнусь, лягу

----------------

1) Овсянниковский крестьянин.

2) Жена крестьянина Афанасия Аггеева, сосланного в Сибирь за резкие слова о поклонении иконам и соблюдении церковных обрядов.

3) Горбунов-Посадов судился много раз за издание книг, главным образом, Л. Н--ча.

102

к Д. В. в больницу 1). Что милый Иван Иванович? Вот о чем у меня душа болит. Напишите, чем кончился суд над книгой "Не укради" 2). А сколько еще впереди Ив. Ив--чу испытывать волнений в суде по разным делам, -- он прямо изведется".

"Поздравляю вас, мои дорогие друзья, -- пишет М. А. 17 октября 1911 г., -- за оправдание бесценной книги 3). Бог даст, она живо распродастся и пойдет делать свое дело. Милый Иван Иванович хотел приехать ко мне в конце октября; вот тогда я его лично поздравлю. А вы меня поздравьте с приобретением доброй, хорошей мананки 4), так отозвался о ней управляющий Ливенцева. Ей 30 лет, она девушка, работает и за мужика и за бабу; лицо рябое, но нисколько это не портит ее природную миловидность, голос и речь мягкая. Все 7 мананок эти сейчас в большой нужде. Ливенцев поместил их на отлете усадьбы. В 5 часов утра мананки пошли на работу, а без них кто-то очистил добро их, и Ливенцев ничем им не помог, так что они все лето проработали на украденное свое добро.

Я мананке показала всю усадьбу, говорила про свое одиночество, о своей болезни, показала колодезь, кормовой сарай, предупреждала, что дороже всего доброе отношение с людьми и животными, раз в неделю стирка белья на меня и на себя, хлебы печь два раза в месяц, а она в ответ сказала: "Что прикажете, то и буду делать". На сепараторе работала, коров доила; управляющий сейчас же на нее Петру Ивановичу указал. Идет ко мне охотно; знакомства, родни нет. Обута в лапти, которые сама плетет; только достать лыка. Одета по-своему, -- просто, мило, хорошо. Думаю, что заживем, как у Христа за пазухой. Главное -- доброта и простота. Теперь, моя душенька, живите спокойно и про меня забудьте, знайте, что я вам сейчас же напишу, если со мной случится что. Я уже писала Таничке отчет (о стройке) и большое письмо.

Крепко вас целую, милая Леночка, люблю, помню. Ваша старушка Овсяненская.

Теперь Петр Иванович займется прочисткой вашего сада, а огород он в углах, где нельзя был опахать, вскопал лопатой. Он просил вам об этом написать. Скотина наша до сих пор гуляет на воле. Сколько корма уцелеет, а также и подстилки. С первым случаем пришлите дверной звонок, чтобы звонил при входе, а то отдыхаешь, вдруг перед тобой человек стоит. Еще безмен. Ваша старушка.

----------------

1) Дмитрий Васильевич Никитин, врач Звенигородской больницы. Никитин был несколько лет домашним врачом в Ясной Поляне. Он был вызван к умирающему Л. Н--чу в Астапово.