Александр Бенуа - Мои воспоминания (в пяти книгах, с илл.)

* Вид, обхождение, манеры (франц.).

IV, 26. Мадонна Леонардо 205

Несмотря, однако, на то, что я всем существом рвался в Париж, мне пришлось, внемля настойчивым просьбам брата Леонтия и его жены, еще на целый день остановиться в Берлине. Дело в том, что они мне поручили показать принадлежащую им картину — знаменитому Боде2, Эта картина представляла собой исключительную ценность. То была та самая «Мадонна с гвоздикой», которая в собрании Сапожниковых в Астрахани считалась за произведение Леонардо да Винчи и которая ныне всеми авторитетами за таковое и признана, войдя в историю искусства под названием «Мадонны Бенуа» **. Я лично тогда не совсем верил в авторство знаменитейшего художника, но этого признания мне нечего сейчас особенно стыдиться, раз такой же скепсис я встретил в лице всех тех немецких и французских светил, которым я эту картину показал.

Имея перед собой всего один день, я должен был так распорядиться временем, чтобы за эти несколько часов повидать всех тех, мнение которых было интересно узнать. Переночевав в отеле, я и отправился с самого утра в хорошо мне знакомый Altes Museum * к самому Боде, но его я там не застал. Очередное воспаление ножных вен заставляло знаменитого ученого не покидать своего ложа. Достаточно, однако, было, чтобы я освободил картину от бумаги, в которую она была завернута, чтобы сразу возбудить живейший интерес во всем персонале музейных хранителей и чтобы один из них (кажется, Маковский) тотчас же протелефонировал Боде fe- просьбой меня принять. Особенно же страстный интерес вызвала наша картина в профессоре Müller Walde, оказавшемся случайно тогда в музее. Он буквально вцепился в нее, потащил ее в музейную фотографическую мастерскую для произведения с нее нескольких снимков, после чего он же понес ее в Kupferstich-Kabinett **, желая ее демонстрировать и Максу Фридлендеру6. Когда же подошел час, назначенный мне Боде в его особняке, я отправился к нему, не сомневаясь, что он разрешит все сомнения. Лежа в постели, мучимый сильными болями знаменитый Негг Geheìmrat *** взял картину в руки, добрых четверть часа вертел ее перед собой на все лады, то поднося ее

** В сущности, это название «Мадонна Бенуа» нельзя считать обоснованным; оно «не заслужено» нашей фамилией, но так ее окрестил Э. К. Липгардт 3, который через несколько лет добился того, чтобы картина была уступлена Эрмитажу4. Я же предлагал тогда в Берлине другое наименование, а именно, «Madonna aus dem Hause Sapognikoff» [«Мадонна из дома Сапожниковых» (нем.)], и действительно, в астраханском доме родителей моей belle-soeur эта картина находилась в течение почти целого века, после того, как она (так гласит предание) была куплена дедом Марии Александровны у какой-то труппы странствующих актеров. Далее в глубину времени ее происхождение, к сожалению, нельзя проследить, документальный ее след теряется с самого момента ее создания в 80-х годах XV в.5 во Флорепции. Лишь существование нескольких копий с нее itoy¾a XV и начала XVI в. показывает, что она пользовалась исключительной славой в свое время. * Старый музей (нем.).

** Гравюрный кабинет (нем.).

** Господин тайный советник (нем.).-

к самому носу, то отдаляя ее на всю длину руки, и наконец изрек свой приговор, который гласил буквально так: Nein! Ein Leonardo ist es nicht, aber es könnte wohl sein — das Werk ëines Mitschülers Leonardos bei Verocchio! * Этот пифический ответ я сообщил затем Мюллеру Вальде, и тогда последний предложил мне картину тотчас же продать,— у него-де имеется кто-то в виду для этой покупки. Я ответил, что мой брат с картиной не желает расстаться, чем беспредельно огорчил почтенного профессора, уже замечтавшего о том, что Мадонна останется за Берлином '¿*. Так, ничего положительного не добившись, я повез Леонардо в Париж, где это бесценное произведение и пребывало затем целый год частью у меня в моей более чем скромной квартирке на rue Delambre, частью у старичка реставратора de Nizrad'a, которого мне горячо рекомендовал Camille Beñoit, кстати сказать, тоже с авторством Леонардо не соглашавшийся. Реставрация ограничилась снятием старого пожелтевшего лака и некоторых грубоватых записей; вообще же картина была в отличной сохранности, после того, что еще в 1820-х годах она была переведена с дерева на холст искусным русским1 реставратором Митрохиным 8.

Разлука, продолжавшаяся более двух месяцев, была для нас, супругов, по-прежнему влюбленных друг в друга и ощущавших потребность в постоянном общении, в высшей степени мучительной. Правда, мы обменивались письмами ежедневпо, а иной раз и по два раза в день, однако это не могло заменить нам личную близость, и поэтому легко себе представить тот восторг, который я испытал, когда я получил Атю в свои объятья! Это произошло, едва за нами захлопнулась дверка фиакра, повезшего нас с Gare da Nord ** на rue Delambre. Но как это было неосторожно с ее стороны в ее положении явиться меня встречать, не взяв никого себе в сопровождающие! Она рисковала быть затолканной и даже ушибленной в толпе. Однако все обошлось благополучно. Дома

* Нет! Это не Леонардо, но возможно, что это произведение кого-нибудь из соучеников Леонардо по мастерской Вероккио (нем.).

2 * Приведу тут же два других мнения о «Мадонне Бенуа» парижских ученых — Larnestre'a [Лафнестра] и Eugene Müntz'a [Эжена Мюнца]. Первый объявил, что картина — XVI в. и на Леонардо просто не похожа; второй высказал мнение, что ее писал какой-либо нидерландский подражатель Леонардо. Через восемь лет, а именно осенью 1906 г., получилось нечто вроде последствия моей встречи с Мюллером Вальде в Берлине 1898 г. Я был как раз занят, вместе с Дягилевым и Бакстом, устройством большой Русской выставки в Grand Palais, и вокруг шла неистовая стукотпя обойщиков и плотников, когда мне подали карточку, на которой стояло: «Professor Doktor Müller Walde», и не успел я согласиться его Припять, как на меня налетела его собственная персопа с криком: «Jetzt bin ich . fe?t iiberzeugt; ïhre Madonne ist ein Leonardo!» [Теперь я твердо убежден: ваша Мадонна — Леонардо! (нем.)]. Тут же, не присев, не давая мне опомпиться. красный от волнения, он стал вытаскивать из огромного, туго набитого портфеля кипу фотографий тех несомненных рисупков Леонардо 7, которые являлись в его глазах (и па самом деле) подтверждением его уверенности в авторстве великого мастера.

** Северного вокзала (франц.).

меня ожидал чудесный обед, весь состоявший из моих любимых блюд, и не успел я занять, свое место за столом, как уже ко мне на колени вскарабкалась сиявшая счастьем «маленькая Атя» — с огромной подаренной Тенишевой куклой на руках. Уж очень ей хотелось рассказать мне все, что произошло в мое отсутствие и особенно про справленную без меня елку.