Пётр Бартенев - О Пушкине: Страницы жизни поэта. Воспоминания современников

Природа редкой усадьбы, как и живописный Липецк, находившийся всего в 25 верстах, где проводили зимы, размеренный патриархальный уклад жизни состоятельной помещичьей семьи до конца дней по-доброму вспоминались Бартеневу. Правда, были и другие воспоминания, о которых говорится в автобиографии: «…Нельзя же забыть, что у нас на конюшне ещё при жизни маменьки однажды секли дочь кучера Парашу, чем-то не угодившую сестре моей Полине…»

Дворянский род Бартеневых древний. Основатели его упоминаются в летописях XIII века. Отец Петра Ивановича офицером Арзамасского конно-гвардейского полка участвовал в Отечественной войне 1812—1814 гг. и вышел в отставку с чином подполковника. Мать, урождённая Бурцева, приходилась родной сестрой знаменитому гусару А. П. Бурцеву, имя которого встречается у Д. Давыдова и Пушкина.

К 1840-м годам в результате ряда обстоятельств состояние бартеневского семейства совершенно оскудело.

Первоначальное образование Пётр Бартенев получил в рязанской гимназии, где учился с марта 1841 по июнь 1847 года. Об этих своих гимназических годах, педагогах и системе обучения он подробно рассказал в автобиографии. Строго регламентированный казарменный режим с 5 часов утра. Телесные наказания по любому самому незначительному поводу. Чтение только по ночам — читать что-либо, кроме учебников, даже произведения классиков, запрещалось. На депансы (развлечения) в год 5 рублей.

Однако, окончив гимназию первым, с золотой медалью, он вынес из неё некоторый запас знаний, «любознательность и привычку к усердному труду», а главное — твёрдое намерение продолжать образование в определённо избранных областях: истории и литературе. Последним, как писал он в автобиографии, был обязан учителю русского языка А. Г. Крастелеву, выпускнику Московского университета, который сумел своих питомцев «влюбить в русскую словесность».

В середине августа 1847 года на долгих в собственной бричке, сопровождаемый верным Прокофием, добрался он до Москвы, а месяц спустя был уже студентом историко-филологического факультета Московского университета.

Здесь довелось ему слушать лекции выдающихся историков и филологов — С. М. Соловьёва, Ф. И. Буслаева, М. П. Погодина, С. П. Шевырёва, T. Н. Грановского. Все они в той или иной степени оказали влияние на будущего основателя «Русского Архива». Со многими из них установились у него дружеские отношения.

Материальное положение юноши было трудным. «Дома у нас было плохо,— вспоминал он,— нечего было посылать мне, и я перебивался кое-как». В какой-то момент пришлось даже продать золотую гимназическую медаль. Средства к существованию добывал главным образом частными уроками, зарекомендовав себя знающим и добросовестным репетитором. Потрудился во многих состоятельных московских семьях, накопив немало ярких наблюдений. Чуть было не попал в учителя к детям В. А. Жуковского. Летом 1849 года готовил в 3-й класс гимназии племянника поэта H. М. Языкова. Через Языкова познакомился с А. С. Хомяковым. Рьяный славянофил, поэт и публицист Хомяков при первой же встрече произвёл на юного Бартенева сильнейшее впечатление: «Могу повторить за себя снова слова одного из поклонников Магомета: он схватил меня за сердце, как за волосы, и не отпускал больше прочь». Близость с Хомяковым, а позднее со всем кругом московских славянофилов сыграла существеннейшую роль в формировании мировоззрения Бартенева. Основных принципов славянофильской идеологии, неприятия любого «западничества» он придерживался всю жизнь (известно его отрицательное отношение к сочинениям Чаадаева, Герцена, Тургенева). Однако в своей практической литературно-издательской деятельности подчас вступал в противоречие со своими убеждениями.

Уже в студенческие годы Бартенев знакомится со многими примечательными москвичами вне университета. В первую очередь это, конечно, Павел Воинович Нащокин, который не только предоставил ему для публикации письма Пушкина, но и содействовал его знакомству с другими людьми пушкинского круга.

Окончив весною 1851 года кандидатом университет, Бартенев принял предложение Лидии Дмитриевны Шевич (урождённой графини Блудовой) поступить учителем к её сыновьям и в декабре по только что открытой Николаевской железной дороге уехал в Петербург.

На 2-м этаже дома Плеске на Моховой, который снимали Шевичи, Бартенев провёл полтора года. Он не преминул воспользоваться встречами с приезжавшим к дочери графом Д. Н. Блудовым, чтобы поговорить с ним «про недавнюю старину». «В то время почти ничего не позволялось печатать об русской истории XVIII века, вследствии ненависти Николая Павловича к памяти Екатерины Великой, внушённой ему его матерью; Блудов же был необыкновенно словоохотлив, и я внимал ему, как „губа напояемая“».

Эти полтора петербургских года знаменательны в жизни Бартенева и двумя чрезвычайно важными для него знакомствами.

Первое — Сергей Александрович Соболевский, которому он, был рекомендован М. П. Погодиным. Человек разносторонне образованный, остроумный и, главное — на протяжении ряда лет близкий к Пушкину, отлично знавший все перипетии жизни поэта, его привычки и пристрастия, был для начинающего пушкиниста подлинным кладом. Знакомство, начавшееся в это время и перешедшее вскоре в дружбу, продолжалось до самой смерти Соболевского в 1870 году.

Второе — Пётр Александрович Плетнёв, поэт, критик, в ту пору уже профессор и ректор Петербургского университета, и опять же главное — один из ближайших друзей Пушкина. Плетнёв тепло отнёсся к молодому энтузиасту, высоко ценил его самоотверженный труд, помогал ему. 14 августа 1852 года Бартенев писал Плетнёву: «Нечего исчислять, как для меня лестны были Ваши приёмы, Ваше радушие, как дороги мне беседы Ваши» [12] Рукописный отдел Института русской литературы (Пушкинского Дома) АН СССР, ф. 234, оп. 3, № 47, л. 1. . А много лет спустя в автобиографии вспоминал: «Я редко пропускал его Субботы, на которые съезжались к нему любители словесности и тихой беседы… С Плетнёвым до конца его жизни я был в беспрестанной переписке».

Летом 1853 года Бартенев вернулся в Москву,— и с древней столицей связана вся его дальнейшая жизнь, разносторонняя деятельность учёного-историка, литератора, издателя.

Деятельности этой не мешала, а скорее содействовала служба в московском архиве Министерства иностранных дел, куда он определился в конце того же 1853 года, по рекомендации С. М. Соловьёва. Занятия в архиве соответствовали его интересам. Здесь прошёл он серьёзную школу обращения с историческими документами, познакомился с некоторыми из числа строго секретных.

Одновременно продолжаются и углубляются его связи с кругом славянофилов. Происходят постоянные встречи с Елагиными, Аксаковыми, Киреевскими. Общение с этими людьми Бартенев «почитал счастием своей литературной и общественной жизни».