Раиса Берг - Суховей. Воспоминания генетика

Мой долг ученого — описать печальную участь моего истолкования причин синхронных взлетов частоты возникновения мутаций в географически разобщенных популяциях дрозофил, судьбу моей космической гипотезы.

Как историк науки, свидетель и объект манипуляций наукой со стороны государства, я добавлю описание, как меня, эмигранта, а значит врага народа, Горбачев орденом награждал за мои заслуги в возрождении генетики. Награждение это высветило из мрака прошедшего перепады гонений и реабилитаций генетики в послесталинское время и позволило мне по-новому понять причины этих перепадов.

Я опишу события, трагически завершившие нашу дружбу с Андреем Дмитриевичем Сахаровым.

Трагический финал моего заоблачного романа с Юрой Вальтером заключит повествование.

Тридцать семь лет прошло с момента открытия первого взлета мутабильности в полностью изолированных друг от друга более чем на тысячу километров популяциях плодовой мушки, дрозофилы Украины и Крыма, до того момента, когда, по политическим причинам, я навеки лишилась возможности изучать дальнейшую судьбу мутабильности моих популяций.

Из этих тридцати семи лет (1937–1974) я имела возможность, опять же по политическим причинам (война, лысенковщина), только 22 года отдавать все время, все силы измерению мутабильности в популяциях плодовых мук, обитателей фруктовых садов и винных заводов восьми республик Советского Союза, куда снаряжались мои экспедиции.

Я обнаружила два взлета, разобщенные друг от друга тридцатилетним отрезком времени, когда частота возникновения мутаций была повсюду низкой. Первый взлет длился с 1937 по 1945 годы, второй наступил в 1967 году. Когда он кончился, и кончился ли он вообще, я не знаю. В 1974 году исследование оборвалось.

Всюдность взлетов мутабильности в течение всего времени, пока длился взлет, — главный признак сходства между двумя пиками.

Повсеместность взлетов — фундамент космической гипотезы.

Раз изолированные друг от друга популяции, обитающие в разных климатических зонах, на разной высоте над уровнем моря, отличающиеся друг от друга по множеству признаков, а я выбирала именно такие, претерпевают синхронные изменения, одновременно вступают в период высокой мутабильности и одновременно выходят из него, значит причина сдвигов — внешняя, лежит за пределами планеты. Вспышки космических излучений казались возможной причиной вспышек мутабильности.

Гипотеза, связывающая изменение мутабильности с изменением интенсивности космического излучения, натолкнулась на множество преград. Как бы ни менялась доза облучений, она, даже в максимуме, не могла вызвать обнаруженное повышение мутабильности. Но дело не только в количественном несоответствии. Будь космические лучи причиной вспышки мутабильности, все без исключения гены подпали бы под мутагенное действие. Мои наблюдения показали, что таинственная причина действовала на гены избирательно. Мутабильность одних генов претерпевала грандиозное, подчас стократное, изменение, в то время как другие гены сохраняли свою исконную низкую мутабильность. Набор генов, поддавшихся мутагенному воздействию, был один и тот же во всех популяциях как во время первой, так и во время второй вспышки. Набор податливых генов первой вспышки был другой, чем набор мутабильных генов второй вспышки

Мутагенное действие вирусов во время вирусной пандемии могло бы вызвать повсеместный взлет частоты возникновения мутаций и объяснить избирательный характер мутагенного воздействия.

Преградой космической гипотезе послужила избирательность действия агента, ответственного за взлет мутабильности.

Всюдность взлета мутабильности — непреодолимый барьер для вирусной гипотезы.

Пандемия невозможна, если популяции атакуемого возбудителем болезни вида абсолютно изолированы друг от друга. Не только активная миграция мушек из любой изученной мною популяции в любую другую, но и пассивная миграция при пересылке фруктов исключена.

Объяснить синхронность повсеместных вспышек мутабильности казалось возможным, приписав повышение мутагенной активности вирусов изменениям уровня космической радиации.

Мутагенное действие вирусов предстало в новой космически-вирусной гипотезе, как усилитель перепадов интенсивности космического излучения, как фактор, способный атаковать одни гены, оставляя вне сферы своего действия другие.

Когда я писала книгу воспоминаний, я и не подозревала, что вспышки мутабильности в географически разобщенных популяциях дрозофилы и человека получат совсем другое истолкование.

На Западе я возобновила исследование естественных популяций дрозофил.

Глобальная вспышка мутабильности настойчиво требовала от генов сицилийских, французских и североамериканских дрозофил, попавших в поле моего зрения, мутировать по тем же законам, что и гены дрозофил тех восьми республик Советского Союза, которые я изучала полжизни.

На Западе я застала глобальную вспышку мутабильности на исходе. Мутабильность не была высокой, но возникающие мутации были изменениями тех же генов, что и на Востоке.

В преддверии своей гибели вирусно-космическая гипотеза получила новое обоснование. Ее столп: всюдность — не был поколеблен.

Мой доклад на Европейской конференции дрозофилистов в 1976 году, в Лувен-ля-Нёве, в Бельгии, где я излагала результаты историко-географических исследований мутационного процесса в естественных поселениях дрозофил и интерпретировала их с позиций вирусно-космической гипотезы, привлек внимание замечательной француженки, доктора Надин Плюс, специалиста по вирусным болезням насекомых, дочери украинского социал-революционера, чудом спасшегося от большевистского террора.

Надин Плюс предложила выяснить, играют ли вирусы роль, приписанную им моей гипотезой.

Если вирусы ответственны за возникновение мутаций, значит мутации — индикаторы вспышки мутабильности — возникают у мух, зараженных вирусами, а в старых лабораторных линиях, как показали мои исследования, мухи, не затронутые пертурбациями в космосе, свободны от вирусов.

Я изучала мутабильность линий, Надин выявляла наличие или отсутствие вирусов.

Ни малейшей связи мутабильности с вирусной инфекцией не оказалось.

Из популяции дрозофил — обитателей фруктовых садов Сент-Кристоля-лез-Алеса на юге Франции, где жила Надин и где в Инстатуте защиты растении она проводила исследования, она выделила линию мух, свободных от вирусов.

Мутабильность мух этой линии ничем не отличалась от мутабильности мух, зараженных вирусами. Мутации — индикаторы вспышки — возникали в ней с той же частотой, что и в зараженных вирусами отводках.