Раиса Ананьева - Воспоминание о прошлом

© Раиса Ананьева, 2019

ISBN 978-5-0050-5675-7

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Мои родители – Тихон и Матрена – поженились 19 февраля 1922 года. Матери было 19, отцу 21. Происходило это все в селе Завальное (ранее – Хомутовка) Усманского уезда, Воронежской области (ныне – Липецкая область). Родители женились по любви, и свадьба состоялась бы раньше, но время было очень тяжелое. Отец скрывался и от белых, и от красных – был дезертиром, поэтому дома ночевал редко, скрывался в степи с такими же, как он, не желающими воевать. Только после объявления амнистии, они смогли пожениться. Как водится, они пошли жить к свекрови Наталье. Но семья отца была большая, состояла из 14 человек и всего двух работников: отца и его старшего брата – дяди Вани, еще не женатого. Отец их – дедушка Яков – умер еще в 1920-м году от тифа. Порядка в доме не было никакого. Бабка Наталья была женщина злая, «бранчливая». Ругань в доме не прекращалась. Правда, ругалась она больше с дочерьми, маму не задевала, но все равно жить здесь было тяжело. Мать с отцом постоянно уходили к дедушке Леонтию (маминому отцу), где было спокойно и сытно. А за два месяца до родов остались у него насовсем. Мать родила Марию ровно через год – 19 февраля 1923 года. Дед Леонтий был сущий трудоголик, он, конечно, мучил отца работой очень сильно. Отец иногда жаловался на него матери, ворчал, но на открытый протест не решался из-за своего характера и из-за любви к маме. Ну а так, было все хорошо, жили дружно, всего было достаточно, несмотря на тяжелую продразверстку, которой тогда облагались все крестьяне. В 1925 году родился Алексей, в 1927— Николай. Незадолго до этого выдали замуж сестру – тетю Полю, а вскоре после этого умерла бабушка Анна (мамина мать). Они остались вшестером: дед, мать, отец и трое детей. У них было две коровы, скота – целый двор. Работали не покладая рук. С 1927 года пошли разговоры о колхозе. Перед этим создавали комбеды (комитеты бедноты). В условиях, когда землю поделили по «едокам», и ее всем хватало, а земля была черноземом – ее даже удобрять было не надо – бедняками были лодыри и пьяницы. Всех крестьян поделили на бедняков, середняков и кулаков. Крестьяне относились к этому спокойно, не представляя, чем это обернется дальше. Бедняки объединялись в комитеты, коммуны. Государство помогало им деньгами, техникой, семенами. Но все это благополучно пропивалось. Работать из них никто не хотел, только заседали целыми днями. Руководили всем этим Бубнов, Барбашин и их прихлебатели. Бубнов точил зуб на деда Леонтия за то, что он не отдал ему в жены дочь – тетю Полю – первую красавицу в деревне, и с хорошим приданным. Бубнов сватался за нее 3 раза, и всегда безрезультатно. Последний раз дед ему не только отказал, но и обозвал его «пропойцей» и бездельником. Сказал что лучше увидит дочь мертвой, чем отдаст за него. Бубнов пригрозил деду, что он припомнит это, и выполнил свою угрозу. 1928 год прошел тревожно. Собирали в сельсовете хозяев и уговаривали вступать в колхоз. Для этого приезжали из города «10-тысячники», коммунисты. Они сулили золотые горы, приводили примеры богатой жизни уже существующих колхозов. А сами не могли отличить овес от проса, не знали совершенно крестьянского труда. И естественно, останавливались все у бабы-самогонщицы, пьянствовали вместе с членами сельсовета. Облагали зажиточных крестьян непонятными налогами, а те боялись им отказать.

В селе стало неспокойно, смурно. Кто поумнее и дальновидней – продавали все и подавались в город. Но таких было мало. В 1929-м году прошло 1-ое раскулачивание. Раскулачили самых богатых, отбирали все до последней курицы и белья. Под эту мясорубку попал и старший сын деда Егор. Это был очень умный, работящий и многосемейный мужик. Ему уже было 70 лет. Он умер в дороге, по пути в Сибирь. Всем объявили, что с кулаками разделались. Теперь все должны вступить в колхоз, отдать всю скотину и птицу, семенной фонд, весь инвентарь. Кто не вступит – объявляется подкулачником – и его ждет та же участь, что и кулаков. Богатство кулаков члены сельсовета делили между собой несколько дней с мордобоем. Сами вселились в лучшие дома, похуже – раздавали комбедовцам, тоже со скандалами и дракой. Некоторые дома сельские ребята поджигали из озорства. Вот в таких условиях приходилось вступать в колхоз. Дед был просто убит этим вступлением. Теперь он жалел, что не послушался брата Егора, сказавшего ему перед высылкой: «Левка, беги отсюда. Распродай все за бесценок, у вас семейка маленькая, подавайтесь в город, какую-нибудь хибару себе купите и проживете. Но как же мог дедушка Леонтий расстаться со своей скотиной, которую любил, как своих детей. Когда наступал период получения молодняка у скотины, дед ночевал в хлеву. Сам принимал роды у лошадей, коров, овец, свиней. Выхаживал молодняк, носил его на руках для кормления к маткам, мыл и холил. Их скотина была лучшей в деревне. И вот со всем этим приходилось расставаться, но выхода не было. Увели весь скот, оттащили плуг и борону в колхоз. В доме стало так, как бывает после похорон. И это было у всех. Из дома исчезло молоко, яйца. Детей кормили кашей-мамалыгой, сами ели пустые щи. Утром дед и папа шли в колхоз. Работы там толком никакой не было, скот лежал на голом полу, навоз не вычищали, коров не выдаивали. Руководители колхоза являлись к обеду, заседали, выпивали. Люди толкались и не знали что делать. А ведь речь шла о живой скотине, и все это происходило зимой. Дед перестал ходить на работу в колхоз и заявил дочери и зятю, чтобы в мае они ехали подыскать себе жилье куда-нибудь в город, а он побудет с внуками. Деньги у деда были. С ним согласились и папа, и мама. И как-то все успокоилось.

И вдруг событие огромной важности. Выходит газета «Правда» и в ней огромная статья «Головокружение от успехов». Написана она была правдиво, со знанием всего происходящего. Сельсоветчики и коммунисты, насильно загоняющие людей в колхоз, объявлялись чуть ли не вредителями советской власти. Газету зачитывали до дыр. Сталина называли отцом, родителем крестьян. Что началось в деревне! В статье сообщалось, что крестьяне имеют право выйти из колхоза, забрав все, что внесли туда. На следующий день почти все пошли с заявлениями в колхоз. Разумеется, и дедушка с отцом. Бубнова и других главных не было. Их вызвали в город. Крестьяне злорадствовали, надеялись, что эти паразиты не вернутся, их посадят. Рядовые члены сельсовета угрюмо принимали заявления, но возвращать добро крестьянам отказывались, не было, мол, такого распоряжения. Их не слушали, стали разбирать свое. Вот тут началась настоящая свара. Часть скотины сдохла, инвентарь поломан, а как делить птицу? Дед не стал ругаться.