Раиса Берг - Суховей. Воспоминания генетика

Вклад Алексеева в науку необозрим. Он историк, лингвист, филолог, знаток всех без исключения отраслей китайского искусства, включая те, которым нет аналогов в искусстве Запада. Четыре года своей жизни — 1907. 1908, 1912, 1926 — он прожил в Китае и коллекционировал народные лубочные картины и образцы выразительной каллиграфии. Он произвел революцию в мировом китаеведении. Это не мое мнение, а запоздалая, увы, посмертная, оценка знатоков. Он вышел из старой санкт-петербургской школы китаистов. Их интерес был прикован к чиновничьему, показному, официальному Китаю, к его придворной конфуцианской экзотике. Алексеев сделал китаеведение наукой о культуре народного Китая. Великое сострадание к нищете народа, к его каторжному труду, к его голодному существованию послужило Алексееву ключом к пониманию смысла народных картин.

Грошовая бумажная картина — непременный атрибут дома бедняка — это либо икона, заклинание, магия, либо — кичливое самопожелание, либо украшение. Чаще всего три элемента слиты воедино. На лубках религиозного содержания все три религии старого Китая — конфуцианство, даосизм и буддизм — мирно сосуществуют. Своим истоком лубок имеет весь пласт многотысячелетней культуры Китая. Его миссия — удовлетворить тягу неграмотного бедняка к древней культуре его страны. Сюжеты картин передают содержание литературных произведений подчас тысячелетней давности. Роскошь обстановки и нарядов на картинах обязательна. Альковы, диваны, подставки для цветов, этажерки — часто в виде каллиграфического иероглифа, — экраны с картинами великих мастеров, древние вазы и в них цветы пиона, ветви коралла. Изображены предметы изысканного, рафинированного досуга: шахматы и показатели учености: книги, кисти, баночки с тушью.

В посмертно изданном труде, посвященном народному лубку, Алексеев пишет: «Живя в мире, поделенном на два лагеря: вечно сытых и счастливых — богатых и вечно голодных и несчастных — бедняков, трудясь и недоедая весь век… китайский бедняк может видеть на картине то богатство, изящество и опрятность, которых нет в его единственно реальной действительности. Общая тема этих нарядных, красочных картин сводится к самопожеланию: вот в каком довольстве я хотел бы жить! Да исчезнет, как марево, нищета и грязь в моем доме!.. Донельзя расфранченный старый быт не похож на быт крестьянина — основного потребителя этих картин, — как изящные дамы, понимающие толк в искусстве и предающиеся изящному безделью, не похожи на его преждевременно состарившуюся жену, вечную рабу своего нищего хозяйства, неграмотную и даже не имеющую собственного имени».

Символические композиции этих картин — полнейшее пренебрежение реальностью. Детали выписаны с предельной точностью. О примитиве не может быть и речи. Сюрреализм, фантасмагория, если тот, кто смотрит — непосвященный. Вот образец: упитанный розовый младенец, мальчик с бритой головой — только два пучка черно-синих волос над висками. Синева выбритых поверхностей головы та самая, что на картине Моне, где синее небо отражается в еще мокрых от дождя крышах кабриолетов Монмартра. За ухом мальчика веточка цветущей яблони. Сидит он на рыбе, не просто какой попало рыбе, не на рыбе как таковой, а на культурном карпе, каких в Китае разводят в прудах и выкармливают на рисовых полях — крупная коричнево-зеленая чешуя, усики, пропорции тела раскормленного питомца образцового хозяйства — ни один ихтиолог и рыбовод не придерется. В руке мальчик держит слиток золота или серебра, завернутый во что-то узорчатое, без комментария понять нельзя ни что золото, ни во что завернуто. Картина эта значит: «Да ниспошлет мне небо или все равно какая высшая сила сына, дочери не надо, вот такого жирного, нарядного, чистого, а не грязного и оборванного уличного замарашку, и да придет вместе с ним в мой дом сытость и богатство».

Первую коллекцию народных картин Китая привез из Манчь-журии Владимир Леонтьевич Комаров. Тот самый, которого выдвиженец Коверга заподозрил в желании реставрировать самодержавие. Коллекция Комарова демонстрировалась в 1896 году в Географическом обществе на пятидесятилетнем юбилее общества. В 1947 году на столетнем его юбилее ее выставили вновь. Отец мой возглавлял Географическое общество. Он организовал празднование с великой помпой. Видно, был у него незаурядный режиссерский дар. Открытие съезда происходило в Большом зале Филармонии. Отец во фраке. Он председательствовал. Слово для доклада о столетней истории Географического общества ему предоставлял Леон Абгарович Орбели в форме генерал-лейтенанта, которую он носил во время войны в качестве начальника Военно-медицинской академии. В ознаменование океанографических исследований Географического общества вдоль сцены под органом позади кресел президиума выстроены моряки-курсанты Фрунзенского морского училища. Военный духовой оркестр при них. Воспитанников Нахимовского училища — мальчиков лет десяти — одиннадцати — провели через весь зал парадным маршем под г звуки их оркестра уже после доклада президента и выстроили у л подножия сцены. Приветствие от востоковедов читал Василий 6 Михайлович Алексеев. Академики-востоковеды стояли позади 1 кафедры: Крачковский, Иосиф Абгарович Орбели, Струве. Алексеев выступал с речью. Выступали иностранные члены Географического общества. Награждая Большой золотой медалью картографов, Берг поднял ее над головой прежде чем вручить и сказал: «Деньги, причитающиеся вам в качестве награды, получите в казначействе общества». Казначейство — так говорили только при царе. Оркестр Филармонии давал концерт. Исполняли, в числе прочих вещей, Мусоргского «Рассвет на Москве-реке».

На другой день в залах дворца, выстроенного в 1908 году по высочайшему повелению Николая Второго специально для Географического общества, Василий Михайлович Алексеев давал объяснения на выставке лубочных картин Китая, привезенных полвека назад Комаровым. Собственная коллекция Алексеева насчитывала тысячи образцов. Комаров привез несколько десятков. Но Комаров первооткрыватель, и ему воздавались почести.

«Только тот, кто жил в Китае, понимает, в какой страшной нищете живут в Китае народные массы и как могут возникнуть эти сны наяву, — говорил Алексеев. — Наглядно и условным языком символов изображено на народной картине все то житейское благо, которое мерещится голодной фантазии бедного человека. И русский крестьянин конца прошлого века или начала нашего, тем более бурлак, вряд ли бы украсил свою избу литографией с картины Репина «Бурлаки». Он предпочел бы изображение царевича, мчащегося на волке».

Поясню. Картина Репина «Бурлаки» изображает группу мужиков. Они через силу тащат по помочах вверх по течению реки судно. Символ царской России. Вечный символ России.