Евгений Толстых - Зорге. Загадка «Рамзая». Жизнь и смерть шпиона

«Для меня было сложно вести наблюдение и составлять рапорты о состоянии и обучении японской армии: все происходившее в ней было словно отгорожено железным занавесом. Я не имел времени заняться японским языком, поэтому был особенно рад знакомству с Зорге, языковые познания которого облегчали ему контакт с японцами и получение от них информации », — признавался Отт.

На этой основе они и договорились. Естественно, профессиональный разведчик Отт проверил своего нового друга, приставив к нему на некоторое время шпиков, но это наблюдение ничего не дало…

Ну, это немцам. У японцев был другой результат. Японские власти установили, что кроме двух жен в разных частях света у него было по крайней мере сорок женщин, с которыми Зорге поддерживал отношения только в одном Токио. Немаловажная деталь в нашем повествовании!

Не удивительно. В «Стране восходящего солнца» издавна привыкли жить под присмотром.

В феодальной Японии XVIII века господствовал пресловутый «режим ока» — омэцкэ сэйдзи — свирепый полицейский надзор за каждым японцем. «Режим ока» — государственный террор, направленный против малейшего проявления свободомыслия. Он держал в страхе все население империи. Особенно беспощадно карали за связь с иностранцами.

Но и столетия спустя «режим ока» в Японии сохранился. Японская контрразведка во все времена считалась наиболее сильной, хитроумной. Иностранец, оказавшийся в Японии, сразу же попадал под прицел: он мог не сомневаться, что вся прислуга в его доме — полицейские доносчики, что за каждым его шагом следят десятки шпиков. Иностранца иногда останавливают на улице и тут же проверяют его личные вещи, обыскивают. И в трамвае, и в кафе, и в парке Уэно, где вы решили отдохнуть в тени криптомерии, — повсюду вас сопровождает полицейский, неумолимый, как автомат. Его не смутит даже ваша дипломатическая неприкосновенность, ваш ранг, ваши близкие знакомства с самим премьер-министром. Ведь за премьером тоже следят и при необходимости могут вызвать в суд в качестве свидетеля, как любого простого смертного. «Режим ока» держится на презрении к человеку на пренебрежении ко всем законам, якобы охраняющим свободу личности.

«Как-то я пригласил на обед нескольких своих друзей. Слуга расставил на столе карточки с фамилиями гостей. Пока я переодевался, карточки исчезли — их забрал с собой в управление агент кемпетай. Дипломатический иммунитет моего дома он нарушил без всяких угрызений совести. Если бы среди этих карточек обнаружили карточку с фамилией японца, его задержали бы и допросили», — рассказывал Ганс Отто Мейснер, служивший в Токио в одно время с Рихардом Зорге. Тот самый Мейснер, который написал после войны первую книгу о Зорге.

…Зорге стал по-настоящему близким другом Отта после переезда последнего в Токио, где Отт поселился в районе Сибуя. Фрау Отт была доброй, артистичной и понимающей женщиной. Они с мужем предоставили Зорге «место у очага», и он, в свою очередь, отвечал им дружеской привязанностью. Все знали, что только ради фрау Отт Зорге мог снизойти до того, чтобы «вести себя прилично». Он был нетерпим к хорошим манерам и не выносил общепринятые светские условности, и хозяйки в Токио вскоре перестали приглашать его на ланчи и обеды. Он ненавидел официальную одежду, и на него нельзя было положиться, когда дело касалось соблюдения светских приличий. Но в компании Оттов Зорге никогда не демонстрировал грубой стороны своей натуры — а если такое и случалось, то фрау Отт по-матерински устраивала ему нагоняй, и Зорге немедленно раскаивался. Замечали, что только ради фрау Отт Зорге соглашался надевать по вечерам смокинг.

Положение Зорге в посольстве еще более упрочилось после того, как в 1934 году в Токио прибыл новый военно-морской атташе, капитан Поль Веннекер.

Поль Веннекер

«Это был человек военный, благородный, с характером. Однако вопросы политики были совершенно выше его понимания, и потому я мог быть ему кое в чем полезным. Веннекер, подобно мне, был холостяком, и мы вместе посещали такие места, как Атами, и «стали добрыми компаньонами»».

Сердечное и по-настоящему веселое общение с «Польхеном» (так Зорге звал своего друга) продолжалось на протяжении всего времени пребывания Веннекера в Японии с 1934 по 1937 год и возобновилось после того, как Веннекер вернулся в Токио в 1940 году в чине контр-адмирала, сопровождаемый следующим под его началом боевым кораблем «Германия».

Князь Альбрехт фон Урах также числился среди тех друзей, которых завел Зорге в первый же год пребывания в Японии. Урах, прибывший в Токио в 1934 году в качестве корреспондента газеты Volkischer Beobachter, еще в Германии прочел некоторые статьи Зорге и горел желанием познакомиться с ним. После встречи он обнаружил, что Зорге — типичный берлинец, проницательный, резкий, буйный, шумный, любитель выпивки и женщин. На первый взгляд эти двое, князь и Зорге, имели мало общего. Урах, принадлежавший к вюртембергской знати, был куда более элегантным и куда менее необузданным, чем Зорге, но он был беспечным и добродушным, а также намного моложе Зорге и менее опытным как журналист.

В конце весны 1934 года, ко времени своей первой в Японии встречи с Одзаки, Зорге уже имел совершенно определенную репутацию в немецкой общине. Его считали энергичным журналистом с особым даром понимания Дальнего Востока. И любителем дорогой, изысканной кухни «Империал-отеля», не чурающимся и злачных мест попроще.

Если чего и хватало в Токио, так это «западных» кафе-ресторанов и баров, и это вдобавок к чисто японским центрам отдыха и развлечений.

Два из них — «Фледермаус» и «Рейнгольд» — особенно нравились Зорге. Оба заведения принадлежали немцам и обслуживались официантками-японками, и оба находились в районе Гиндзы. «Фледермаус» — довольно маленькое, тускло освещенное кафе, в котором стояли четыре столика и работали две-три официантки. Фридрих Сибург, писатель, много раз встречавшийся с Зорге во время своих наездов в Японию, оставил весьма реалистичное описание «Фледермауса»:

«Это была унылая, мрачная дыра с грязными, вытертыми сиденьями, покрытыми неким подобием гобелена. Здесь не было ничего японского, за исключением одной-двух низкого пошиба девиц-официанток, которые обычно приходили и садились рядом с посетителями, обнимая их руками за шею и неестественно хихикая. Японцы вряд ли посещали подобные места, и для меня оставалось загадкой, как человек с таким вкусом, как у Зорге, мог часто посещать подобную дыру».

Князь Урах также вспоминает «Фледермаус» как « прокуренный, непривлекательный бар», где Зорге часто напивался, «проходя все возможные фазы опьянения: поднятие духа, слезливую жалость, агрессивность, манию преследования, манию величия, горячку, полубессознательное состояние и, наконец, мрачное, унылое состояние одинокого похмелья, от которого можно было избавиться лишь с помощью еще большего количества алкоголя».