Камиль Гижицкий - Через Урянхай и Монголию

Пьянка продолжалась долго, но я лично не принимал в ней участия, потому что объезжал тогда с капитаном О. новых верховых лошадей, полученных от князя Барги. Уже на обратной дороге до обоза, дикие жеребцы превратились в совершенно послушные создания.

Чувствовалось приближение бури. Ветер усиливался и набрасывался на пожелтевшие травы. Чёрные тучи ползли по небу, как тёмные чудовища, гонимые бурей. На озере рычали волны, с бешенством ударяясь в берега, а переполошенные птицы издавали тоскливые крики. Озеро выглядело прекрасно, освещённое луной, которая только что выплыла из-за туч. Гул перекатывающихся волн громким эхом разносился по степи. Волны высотой в несколько метров, как будто в одинокой ярости, выплёвывали на берег водоросли, морских моллюсков, даже трупы баранов и разбитые лодки. Оставив коней в обозе, мы долго стояли на берегу, удивляясь разгулу стихии. Наконец, ветер стих, волны становились всё ниже и слабее ударяли о берег, а эхо разлеталось менее зычно. Только огромные филины и степные совы тихо сваливались на побережье и хватали выброшенных на песок моллюсков или рыб.

Солнечное утро застало нас ещё на берегу успокоившегося озера. Тысячи крикливых чаек, а также других водяных птиц слетались на обильный пир, оставленный волнами на берегу. Стаи бекасов и куликов рылись клювами в мягком иле, гагары и утки тянули целые мотки водяных растений, а журавли, цапли и чёрные аисты вышагивали серьёзно среди всей этой стаи, хватая время от времени какую-нибудь большую рыбу или жабу. Среди тихих теперь волн плавали красочные нырки, которые, ныряя под воду на несколько минут, стряхивали потом со своих пёрышек дрожащие серебристые капли. Кроме этого, заметил я ещё несколько незнакомых мне видов птиц, которые могли бы стать интересными музейными экспонатами.

Только на третий день двинулись мы дальше хорошим колёсным трактом в сопровождении китайских офицеров. Повернув на восток, остановились мы глубоким вечером на берегу реки Халха-гол, притоке Урсона и связующего звена озёр Буир-нур и Далай-нур. Мы поставили палатки с намерением долгого постоя, когда внезапно пистолетные выстрелы вызвали переполох. Эти выстрелы, как сразу выяснилось, были направлены казаками в греющихся у поверхности воды рыб. А так как стрелять было запрещено, казаки, не желая лишать себя вкусной пищи, бросились в воду и саблями перебили такую массу щук и омуля, что питались мы ими в течение целых двух дней. Рыба, никогда не истребляемая человеком, не боялась людей, и к ней можно было подойти совсем близко. Однако нанести удар под прямым углом, пересекая воду, очень сложно, так как порой сопротивление воды поворачивает саблю под поверхностью, и в это время вместо рыбы можно порезать собственную ногу. Только казаки, отлично владеющие саблей, являются мастерами в такого рода охоте.

В течение двухдневного постоя на Халха-гол приезжали к нам монголы с мукой, табаком и шкурами. Мы вели обменную торговлю. Менее настойчиво меняли коней и верблюдов на сахар и войлоки, и оружие на серебро или меха. Самым большим спросом пользовались пистолеты маузер, за которые можно было получить до двухсот китайских тайанов.

На третий день, ранним утром, мы перешли вброд реку и направились трактом до Хайлара. Теперь у нас не было недостатка в воде и пастбищах, а короткие, едва ли тридцатикилометровые марши, оставляли время на охоту. У ручьёв и речек мы встречали китайские фанзы, сделанные из глины, а также мельницы, приводимые в движение лошадьми. Окружали их хорошие земледельческие хозяйства.

Так как разошлись слухи, что наша бригада переходит на службу Джан-дзолину и будет воевать с хунхузами (китайскими разбойниками), китайцы-колонисты принимали нас очень гостеприимно.

На реке Шиве-гол конный посланец генерала Джан-Куйу привёз известие, что сам военачальник выезжает навстречу нам в сопровождении своего адъютанта, капитана Джи-лун-джана.

Действительно, на следующий день прибыл автомобиль, но только со свитой генерала, потому что он сам по причине неотложных дел не смог прибыть. Автомобиль вернулся в Хайлар, а адъютант поселился у нас в бригаде.

Капитан Джи-лун-джан был китайцем небольшого роста, с продолговатым лицом, без растительности, с узкими, хитро бегающими глазами. Говорил он на российско-китайском диалекте.

Он привёз множество местных газет, издаваемых в Маньчжурии, а также несколько большевистских. В этих последних было описание следствия Чека против генерала Унгерна. Следовательно, его тайна была разгадана. Барон попал в руки большевиков и был заключён в тюрьму в Новониколаевске.

Читая эти газеты, давние подчинённые Унгерна убедились, что их прежний, неустрашимый командующий не только не отказался во время следствия от совершённых поступков, но предупредил, что если ему удастся вырваться из рук палачей, до конца жизни будет бороться с большевизмом. Необычно смелое поведение барона произвело впечатление даже на большевиков. Газеты подробно описывали поведение узника, в сравнении с другими, например, с министром Пепеляевым, который ползал на коленях, умоляя революционный трибунал о снисхождении в виде принятия его в советскую армию. Злополучная судьба ожидала, как мы узнали из газет, полковников Львова и Ефарицкого, которые также были схвачены большевиками и расстреляны. Напрасно ссылались осуждённые на заслуги в организации заговора в «Азиатской Кавалерийской Дивизии». Получили справедливый ответ: предав раз своего вождя, могут так же быстро изменить и Советам.

Погиб и полковник Шишкин, воевавший в Саянских Горах, и генерал Бакич. Известия, касающиеся нашей бригады, были фальшивыми. Специальные отряды красных должны уже были нас якобы разбить в Монголии, сообщаемые при этом подробности боёв, названия местностей, а также представленные списки убитых офицеров — были совершенно лживыми.

Вскоре условия, установленные капитаном Джи-лун-джаном и нашим командованием, были представлены нам для ознакомления. Звучали они следующим образом: в Хайларе мы были обязаны сдать оружие и коней китайцам, за что солдатам обязались выплатить по пятьдесят тайанов, офицерам же — по сто. Высшим чинам было разрешено продать или оставить себе верхового коня. Все участники «Азиатской Кавалерийской Дивизии» имели гарантированное право пребывания в Китае или Маньчжурии и обладания китайскими паспортами. В случае выезда до Амурского и Приморского Края они получали бесплатные визы и свободный проезд Восточно-Китайской Железной Дорогой. Кроме этого офицеры Унгерна могли получить предпочтительное право на планируемые должности инструкторов в китайской армии. Нашлось несколько любителей, жаждущих идти с оружием в руках вплоть до Владивостока, большинство, однако, согласились на принятие вышеупомянутых условий, ввиду чего Джи-лун-джан выслал посланца в Харбин с известием о заключении договора.