Леоиндов Леонидович - Я оглянулся посмотреть

После очередного инфаркта Кацман, наконец, бросил курить, и, чтобы не отравлять, в его присутствии не курили и остальные педагоги. Больше других страдал Лев Абрамович. Он сидел на мастерстве и грыз спички, к концу занятий перед ним вырастала огромная гора изгрызанных спичек.

Мы как-то поставили ему вазу полную спичек.

— Остроумно, — грустно прокомментировал Додин.

Галендееву было проще, он оттягивался на собственных занятиях, прикуривая одну от другой сигареты «Север» по 14 копеек пачка (гадость неимоверная, но почему-то не влияла на его голос).

Заядлый курильщик легко уживался в Валерии Николаевиче с самым яростным борцом с курением среди нас. За сигарету можно было схлопотать незачет по сценической речи.

У Галендеева была удивительная способность вынюхивать табачный дым и неожиданно появляться в самых непредвиденных обстоятельствах.

Однажды Коля Павлов ехал в электричке за город. Поезд еще не тронулся, и Коля вышел в тамбур покурить, вдруг слышит:

— Брось сигарету!

В соседней электричке с «Севером» в зубах стоял Галендеев.

Мы благоговели перед нашими педагогами, обожали их, хотя и по-разному. Аркадий Иосифович проводил с нами больше времени, он был весь — наш, и мы любили его как родного дедушку.

25 декабря 1981 года курс поздравлял мастера с шестидесятилетием. Первая, торжественная часть исполнялась под музыку Первого концерта Петра Чайковского:

Вторая часть звучала под музыку «Хава-Нагила»:

Для нас Кацман был именно таким.

Додин и Галендеев были еще молоды, поэтому, сознательно или нет, держали дистанцию и с Аркадием Иосифовичем, и с нами. Импульсивный Кацман казался еще экзальтированнее рядом с уверенным в себе, спокойным Додиным.

Для Льва Абрамовича наш курс был огромной частью его жизни, и он посвящал нам очень много времени, но кроме нас у него имелись и другие интересы. Он всегда торопился, поэтому мы часто общались на ходу. Но даже на ходу Додин был полностью твой — открытый, доброжелательный, чуткий.

Мы понимали, что Лев Абрамович со своим трагическим мироощущением мог существовать только во вселенском масштабе. Театр для Льва Абрамовича был прежде всего кафедрой, где нужно говорить о Вечном, хотя Додину никто не мог отказать в чувстве юмора.

Мы интуитивно чувствовали масштаб личности своего мастера, на его тридцатисемилетие мы пели:

Время летит, остановки не жди. Вот за спиною уж часть пути. Но для безумцев с пожаром в груди, Для тех, кто ищет всю жизнь, чтоб найти, — Все впереди!

Пусть разгорается с годами, Нас озаряя, это пламя, Пусть это пламя, как звезда, Сквозь непогоду и года, Словно пожар, горит всегда.

Многие лета тревожно пройдут, Подвигом веры ваш труд назовут. Полные боли спектакли, без лжи, Горят огнем вашей юной души, Как мятежи!

Спектакль, полный боли, без лжи Лев Абрамович сделал уже с нами.

Кацман и Додин неоднозначно относились к нашему с Димой Рубиным тандему. С одной стороны, им нравилось, что мы делали на зачинах. Аркадий Иосифович однажды даже воспользовался услугами Димы, попросив его сочинить поздравление для его старинного друга. Судя по приподнятому настроению после юбилея, номер имел успех. Но с другой стороны, они очень ревностно относились к нашим занятиям каждый раз, когда те выходили за рамки интересов курса.

На Диму Рубина я обратил внимание уже на вступительных экзаменах. Он очень выделялся в толпе абитуриентов. Тогда все нервничали, что-то из себя изображали, а он был естественным, спокойным и обстоятельным.

В августе мы вдвоем поехали в Ригу — нас пригласил к себе в гости парень, не прошедший по конкурсу. Звали парня странно — Аба. Имя это было не латышское, а еврейское. Аба был очень настойчив, расхваливал Ригу. Мы без него знали, что это почти Запад, хотя никто из нас там не был. К тому же после экзаменов хотелось расслабиться. И мы рискнули.

Оказалось, Аба жил в коммуналке с родителями, которым и без нас забот хватало. Но Мейер Моисеевич и Юдифь Адольфовна нам очень обрадовались и с криком:

— Абкины друзья приехали! — принялись кормить нас фаршмагом и гефилте фиш.

Мы не могли выдержать такого радушия. Уходили рано утром и весь день мотались по Старому городу, так как вкусить по-крупному западную жизнь денег не было. Зато была куча времени для общения. Мы сразу поняли, что встретились неслучайно.

Димка тоже любил битлов, немного играл на гитаре и писал стихи. Я же к тому времени имел в арсенале несколько мелодий, в том числе и одну со словами, которые уже на музыку сочинил мне папа. Музычка, правда, здорово смахивала на «Imagine» Леннона.

Наше совместное с Димой творчество началось фактически сразу, с подготовки ко дню первокурсника. На музыку песни Владимира Шаинского «Вместе весело шагать по просторам» мы сочинили свою историю, которую начинали девочки:

В свои первые студенческие каникулы мы с Рубиным поехали в Москву. Прошел слух, что в московском кинотеатре «Зарядье» показывают фильм о концертном турне по Австралии шведской группы ABBA. Пять дней, пока были в Москве, мы ежедневно ездили через весь город на единственный сеанс и смотрели на большом экране концерт настоящих западных звезд. Нам нравилось все: и сами музыканты, и их песни, — но больше всего нравилась атмосфера концертов. Артисты вели себя свободно и просто. Выходя к публике, они кричали:

— Хелло, Мелбурн! — И грациозно подпрыгивали.

Многотысячная разновозрастная толпа вскипала в ответ.