Андрей Стученко - Завидная наша судьба

— Садись!

Возле меня весь в глине пеший стоит комсорг полка Фабрикантов. Под ним убило коня. Приказываю комсоргу садиться на свободного. Под огнем кое-как собираем людей. Их уже больше сотни. Нельзя терять ни секунды — пули градом продолжают осыпать нас. Подняв над головой шашки, скачем в новую атаку. Вот и вражеская траншея, но не пустая. В лицо снова полыхнуло жаром от автоматных и пулеметных очередей. Несколько взмахов шашками — и мы по ту сторону траншеи. Топот сзади ослабевает, чувствую, что за мной следует совсем мало всадников. Дрожь охватила меня. С кем атаковать дальше? Оглядываться не хочу — боюсь. Боюсь увидеть то, о чем уже догадался по слабому топоту сзади. Скачу, помня слова командарма: «Только вперед!» Метрах в трехстах от траншеи все же оглядываюсь. За мной скачут лишь несколько всадников, видимо, остальные вышли из строя уже за передним краем противника. Все... Конец... Перевожу коня в рысь, а затем, повернув кругом, возвращаюсь в лощину. Мимо, поддерживая друг друга, идут раненые. Кругом видны трупы людей и лошадей.

«Кто же виноват? — жжет мысль. — Я, как командир, или кто другой? Зачем мы пошли в атаку в конном строю на непрорванную оборону противника?»

Глухой шлепок прерывает раздумья. Конь мой падает на колени, а потом валится на бок.

— Товарищ командир! — Слышу взволнованный голос Саковича. — У меня коня убили, я, пока другого достал, вас из виду потерял... Товарищ командир...

— Дай коня! — обрываю его.

Приказываю отводить остатки эскадронов за бугор, на котором стоит командарм. Вложив шашку в ножны, поднимаюсь на холм. Конева окружают те же командиры. Здесь же теперь и генерал Дрейер.

Слова официального доклада не идут на ум. Показываю рукой на лощину, на проклятую траншею:

— Видели?..

Командарм посмотрел на меня и ничего не ответил.

Устало вздохнув, я повернул коня. Уже спускаясь с бугра, услышал, как Иван Степанович обрушился на командира стрелковой дивизии:

— За это расстреливать надо!

Прошло несколько дней после нашей неудачной попытки прорваться в район Духовщины.

Пополнения мы не получили, если не считать тех, кто возвратился после излечения во фронтовых госпиталях. Пришлось переформировать эскадроны, и они теперь насчитывали по пятьдесят — шестьдесят сабель. Неудача не сломила боевого духа кавалеристов. Командиры и политработники вели большую работу среди бойцов. Прошли партийные собрания, на которых обсуждался вопрос о передовой роли коммунистов в бою. Энергичный, непримиримый к недостаткам секретарь партбюро полка Захаров настоял, чтобы собрания были открытыми, с участием беспартийных. Это еще больше поднимало у коммунистов чувство ответственности за свое поведение и способствовало росту авторитета партийной организации. Десятки беспартийных бойцов выразили желание вступить в партию. Большую роль в воспитании бойцов играли письма родных и знакомых. В них было главное — призыв беспощадно бить фашистов, остановить врага во что бы то ни стало. Такие простые и до боли трогательные слова, как: «Папочка, бей лучше фашистов да поскорей приезжай домой, мы с мамой очень скучаем без тебя» — вызывали бурю в душе каждого, смертельную ненависть к тем, кто оторвал нас от семей, от счастливой жизни...

Враг сосредоточивает силы для решительного наступления на Москву через Вязьму. Наш Западный фронт вынужден перейти к обороне. Правый его фланг, где сражается 22-я армия генерала Юшкевича, только что вырвавшаяся из окружения, подвергается особенно сильным атакам — здесь наступает до девяти немецких дивизий группы армий «Север». Ставка и командование фронта принимают меры для усиления этого фланга. Сюда перебрасывается и наша 45-я кавалерийская дивизия. В ночь на 11 сентября мы трогаемся на север. Утром 12 сентября подходим к городу Белому. Уже издали видим густые тучи дыма. А подошли поближе, перед нами открылась леденящая кровь картина. Вот что я записал тогда в своем дневнике:

«Город лежит в развалинах и догорает. Ни одного целого дома. Удушливый дым, запах горелого мяса. Из-под груд щебня торчат руки, ноги, полуобгоревшие тела женщин и детей.

Видя такое, можно потерять рассудок. Находим двух полуживых от страха и горя стариков. С трудом выясняем у них, что произошло. На город налетела фашистская авиация. Бомбила его не один день, пока не осталось ни одного целого дома. Я смотрю на бойцов. На их лицах — гнев и решимость».

И когда нам под Андрианополем нужно было идти в атаку, я обратился к бойцам и напомнил им город Белый. Конники рубили врага беспощадно.

Неделю наша кавалерийская дивизия металась с одного участка фронта 22-й армии на другой, помогая пехоте, которая вела изнурительные и кровопролитные бои. В серьезных схватках нам побывать не привелось, но от постоянных переходов люди и кони очень устали.

А на вяземско-московском направлении положение становилось угрожающим. Немцы готовили операцию «Тайфун». В районе севернее Духовщины они сосредоточили основные силы своей 9-й армии и 3-й танковой группы, а в ста километрах южнее, неподалеку от Рославля, готовились к броску 4-я армия и 4-я танковая группа. Обе группировки должны были нанести удар на Вязьму, окружить основные силы Западного фронта и тем создать условия для беспрепятственного наступления на Москву. Это направление защищали 19-я армия генерал-лейтенанта М. Ф. Лукина, 16-я армия генерал-майора К. К. Рокоссовского и 20-я армия генерал-лейтенанта Ф. А. Ершакова. Сюда в последних числах сентября была переброшена наша 45-я кавдивизия, составлявшая резерв фронта.

Переброска совершалась по железной дороге. Во время погрузки на станциях Селижарово и Кувшиново пришлось отбивать воздушные налеты врага. Путь же был относительно спокойным, выгрузка тоже. На станции Новодугинская, не успев еще сосредоточиться после выгрузки, мы получили приказание командующего фронтом немедленно выйти к Соловьевской переправе через Днепр и прикрыть ее, остановив немцев, которые сбили пехотные части и теперь двигались вдоль берега реки с севера. Если гитлеровцы захватят переправу, будет сорван план отхода наших войск за Днепр, в руки противника попадет вся техника.

Дивизия с ходу ввязалась в бой. Начался он не очень организованно. У нас не было достаточно разведывательных данных — не имели времени их добыть. Не успели мы и подтянуть свою хоть и слабую артиллерию. А самое главное — кавалерийские полки вошли в столкновение с противником, пройдя боевые порядки отходивших частей пехоты. Это не способствовало укреплению боевого духа конников. И случилось то, чего мы больше всего опасались. Масса отступающих захлестнула кавалерийские полки и увлекла их за собой. Исключение составил лишь наш 58-й полк, но и то, пожалуй, лишь потому, что находился в резерве комдива.