Андрей Стученко - Завидная наша судьба

Вместе с полками двигался и штаб дивизии. Рации у нас были недостаточно мощными, и в конце концов мы потеряли связь со штабом армии. Мой друг, начальник оперативного отдела штаба армии Семен Никифорович Переверткин, выходил из себя: уже вторые сутки не может разыскать нас. Представляю, сколько он послал «нежных слов» по моему адресу, ведь начальство «сто шкур с него снимало» за то, что он не может доложить, куда делась 29-я гвардейская дивизия. Кончилось тем, что на наши поиски вылетел на самолете По-2 сам начальник штаба армии генерал-майор Пигаревич. Пилотировал самолет старший лейтенант Николаев. Пролетев некоторое время, генерал Пигаревич заметил промелькнувшую в облачности какую-то тень и тут же почувствовал, как самолет резко пошел книзу. У самой земли самолет перешел в горизонтальный полет. Сухая очередь сзади сверху заставила поднять голову...

— Я обернулся, — рассказывал потом генерал Пигаревич, — над головой пронесся немецкий истребитель.

Чувствую, что наш самолет ведет себя странно. Гляжу на летчика. Неестественно согнувшись, он неподвижно сидит, низко опустив голову, а ручку управления по-прежнему не выпускает. Я инстинктивно схватился за запасную ручку, выведенную в мою кабину, стараюсь удержать ее в вертикальном положении, потом начал слегка отжимать от себя. Не успел еще разобраться, к чему это приведет, как почувствовал удар, самолет зарылся в снег. Что было дальше, не помню...

С земли солдаты и офицеры с тревогой наблюдали за самолетом, и, как только он упал, все бросились к нему. Летчик Николаев был мертв: пуля с немецкого истребителя попала ему в голову. Генерал Пигаревич же пролежал несколько дней в полевом госпитале.

Наступление, вернее преследование врага, идет по всему нашему фронту. Измученные фашистской неволей, люди повсюду с великой радостью встречают нас — своих освободителей. Но радость нередко сменяется горем, слезами. Это когда вспоминают погибших в боях, замученных в гестапо, расстрелянных по любому поводу и без повода, угнанных в Германию на фашистскую каторгу.

С волнением гляжу я на места боев 1941 года. Всматриваюсь в знакомые окрестности, ищу следы тех, кто стоял здесь насмерть.

Освободили деревню Коптево. Меня неудержимо потянуло туда. Очень захотелось встретиться с замечательной патриоткой — Татьяной Никаноровной Авдеенко. И вот в нагруженном продуктами виллисе в сопровождении адъютанта и двух автоматчиков приближаемся к цели. Деревни мы не увидели. На ее месте — груда развалин да сиротливо торчащие закопченные печные трубы. Место, где раньше был дом Авдеенко, я нашел быстро. Среди развалин увидел покореженную огнем двуспальную кровать из железных прутьев. В ту памятную ночь в сорок первом на ней спали мой ординарец и родственник хозяйки дома старший лейтенант Михаил Ефимович Кулаков [30] Сейчас М. Е. Кулаков пенсионер, живет на станции Ильинская Казанской железной дороги. — Прим. авт. . В горестном молчании застыл я перед развалинами и погрузился в воспоминания.

— Товарищ генерал! Вы что, здесь раньше бывали? Или кого ищите? — слышу женский голос.

Обернулся. Позади нас собралось несколько женщин с детьми.

— Да, я бывал здесь и ищу Татьяну Никаноровну Авдеенко.

Т. Н. Авдеенко с дочерью Валентиной

Я рассказал все, что произошло в ночь на 18 октября 1941 года. А от женщин услышал, что немцы пытались расстрелять Татьяну Никаноровну, что ее спасли, но куда она делась с детьми — никто не знает. Раздав продукты, я покинул Коптево...

Немало усилий приложил я уже после войны, чтобы разыскать семью патриотки, которая, рискуя собственной жизнью и жизнью двух дочерей, спасла нас от фашистов. Весточка пришла совершенно неожиданно только в 1967 году.

— Товарищ командующий! Вам письмо от Авдеенко, — доложил, войдя в мой кабинет, порученец полковник П. И. Шестаков.

Большое волнение охватило меня. Дрожащими руками вскрыл конверт. Да, письмо от Авдеенко, только не от нее самой, а от дочерей — Валентины и Антонины. Они сообщили, что знают меня по рассказам умершей матери, что работают в больнице и живут в Кунцево под Москвой.

В конце июня я сумел побывать в Кунцево. Встреча была волнующей. Вот что узнал от дочерей Татьяны Никаноровны.

Как только мы с товарищами покинули в сорок первом году домик Авдеенко, к ним тут же нагрянули полицаи с немцами, посланные старостой, жившим по соседству. (Эти предатели позже были осуждены советским судом и расстреляны.) Татьяну Никаноровну допрашивали около двух суток, били, издевались, а затем повели к сараю на расстрел. Туда же втолкнули и ее родственницу, Анастасию Лукьянову, которая пыталась выручить ее из беды. Брата к тому времени уже расстреляли. В сарай было согнано немало односельчан, с ужасом ожидавших страшной смерти — сарай был облит керосином и его должны были вот-вот поджечь. Многие дома уже горели, в том числе и дом Авдеенко. У сарая фашисты дали очередь из автоматов. Татьяна Никаноровна упала. На нее рухнула Анастасия Лукьянова. К счастью обреченных, фашисты не успели завершить свое гнусное дело — их выбили из деревни партизаны.

— Мама оказалась жива, но была тяжело ранена, — с грустью продолжала Валентина. — А тетя погибла. Несколько дней мама пролежала в сарае. Медикаментов не было. Вместо них к ране прикладывали тряпицы со снегом. Потом нам помогли партизаны. С партизанами мама была до 1943 года. Но рана все больше давала знать о себе. Мы переехали в Кунцево, в эту самую комнату. В 1958 году мама умерла. Она была совсем не старой... Мама часто вспоминала о вас и все гадала, живы ли вы? Спустя несколько лет в журнале «Юность» мы с сестрой увидели ваш портрет и ссылку на книгу «Завидная наша судьба» [31] Первое издание вышло в Воениздате в 1964 году. — Прим. авт. . Потом раздобыли книгу. Как же мы радовались, прочитав в ней о нашей маме! Немедленно написали в Москву, узнали ваш адрес. А вот теперь посчастливилось даже встретиться...

— Вязьма наша! — радостно доложил мне начальник штаба и тут же выразил сожаление, что мы обошли ее с севера и не участвовали в освобождении города. Я тоже сожалел об этом. Хотелось взглянуть на те места, где мы вели страшные бои в октябре 1941 года.

Уже в период боев на подступах к Дорогобужу мы услышали о печальном событии, происшедшем в только что освобожденной Вязьме. В середине марта, когда 5-я армия левым флангом овладела городом, он весь лежал в руинах. Прежде чем отойти, враг взорвал почти все здания. Уцелело очень мало домов. В одном из них разместился штаб какой-то нашей части. Саперы проверили дом, ничего не обнаружили и ушли дальше. Штабу тоже засиживаться было некогда. Он тронулся в путь со своими войсками. Его место занял госпиталь. А на другой день дом взлетел на воздух. Все, кто в нем находился, были похоронены под развалинами. Почему саперы не обнаружили вражеский «гостинец»? Оказалось, что фашисты очень глубоко заложили мину замедленного действия и тщательно замаскировали ее.