Детлеф Йена - Екатерина Павловна, великая княжна

В любом случае будущий супруг находился в менее благоприятном финансовом положении. Но тем не менее зафиксированное договором обязательство не тратить деньги, полученные в качестве приданого, могло оказаться очень выгодным и для Вюртемберга. В 1815 г. это была столь бедная и разоренная войной страна, что ее правительство считало каждый пфенниг, чтобы восстановить свою экономику. И с этой точки зрения брак наследника престола с Екатериной Павловной сулил Фридриху I не только политическую выгоду. Кто бы мог подумать тогда о том, что юной невесте не суждена долгая жизнь? Лишь ей самой было известно о ее тяжелом душевном и физическом состоянии, которое она тщательно скрывала.

Исходным пунктом брачного договора было то, что оба партнера вступали в брак добровольно, без какого-либо принуждения. Чтобы не создалось впечатления, что статьи договора написаны под диктовку российского императорского двора, в нем содержалась ссылка на то, что вопросы, касающиеся наследства, соответствуют изданному королем Вюртемберга Указу от 7 января 1808 г. И в этом действительно не было никакого сомнения. Тем не менее пером водил все-таки Санкт-Петербург.

Все восемнадцать статей договора, который к 22 января 1816 г. был окончательно готов для подписания, содержали ссылки на добрую волю жениха и невесты. Конечно же, в тексте не назывались мотивы, которыми руководствовались обе стороны. Сами Екатерина и Вильгельм весь период между июнем 1814 г. и январем 1816 г. говорили только об одном: они любили и обожали друг друга, считали, что очень подходят друг другу по характеру, темпераменту и мировоззрению и готовы мириться с недостатками друг друга. Читая письма и записочки, которыми они обменивались в то время, любой, даже критически настроенный наблюдатель мог сделать вывод: трудно было бы найти другую супружескую пару, в которой муж и жена столь идеально подходили бы друг другу.

С 1813 по 1815 г. их большая любовь, несмотря на все мелкие недоразумения и стычки, выросла и созрела — назло политике, вновь и вновь перемешивающей все карты в Европе. «Крестными» этой горячей любви были прежде всего король Фридрих I Вюртембергский, его сестра и мать невесты Мария Федоровна, барон фон Штейн и — в роли злого гения — Клеменс Венцель Меттерних. Брак Вильгельма и Екатерины позволил объединить различные политические устремления. Король Фридрих I искал поддержки в своей борьбе против Франции, в расширении территории и в преодолении социальных бедствий. Мария Федоровна, сама родом из Вюртемберга, была очень рада, что ее дочь выходит замуж за своего двоюродного брата. До сих пор императрице-матери удавалось более или менее удачно пристраивать всех своих дочерей в различные уголки Европы. Когда в лице кронпринца Вильгельма все стали видеть претендента на германскую императорскую корону, гарантом стабильности которой к тому же предполагала стать Российская империя, Мария Федоровна окончательно убедилась в том, что лучшей пары, чем Вильгельм, Екатерине было не найти. Правда, уже в Вене барон фон Штейн должен был признать, что его планы создания единой Германской империи вряд ли в настоящий момент могут быть осуществлены, но отложить их на некоторое время — не значит совсем отказаться от них. А Меттерних, напротив, мог с облегчением вздохнуть и от души порадоваться, что Екатерина Павловна перестала уделять пристальное внимание габсбургским кронпринцам. Ему нужно было позаботиться о том, чтобы Вюртемберг ограничился проведением реалистической политики в рамках Германского союза, возглавляемого Австрией. А поскольку и Вильгельм, и Екатерина никогда не производили впечатления безвольных шахматных фигур, Меттерниху по-прежнему приходилось держать ухо востро.

Вильгельм, казалось, был глубоко убежден в своем великом будущем. Но пока что в своей политике он следовал за отцом, по крайней мере во всем, что касалось отношений с Российской империей. Однако в любом случае он настойчиво стремился к руководящей роли в Германском союзе. И сестра российского императора была для него в этом смысле весьма подходящей кандидатурой. При этом кронпринц вовсе не собирался отказываться от привычных для него житейских радостей. Да и петербургский двор не отличался пуританскими нравами и требовал соблюдения лишь внешних форм приличия. Честолюбивая невеста тоже мечтала о высоком предназначении, скромная роль любящей жены и матери была не для нее. Вся ее жизнь, начиная с 1807 г., была тесно связана с политикой. С 1813 по 1815 г. она отваживалась на непосредственное участие в смелых политических акциях, вела весьма непринужденную жизнь и мастерски плела интриги. Но главная ее цель — вожделенная императорская корона — пока оставалась недосягаемой. Возможность стать королевой Вюртемберга, при том что супруг чувствовал в себе стремление к большему, не оставляла ей другого выбора. Это стремление она могла бы всячески поощрять и привносить в их совместную жизнь тот порядок, к которому сама была приучена с детства: правительница должна заботиться о благополучии своего народа, искусстве и литературе и создавать своему супругу все необходимые условия для усиления его власти. В любом случае она оставалась бы представительницей Российской империи. Вообще-то сама Екатерина никогда напрямую не высказывалась подобным образом. Может быть, она никогда и не думала так конкретно. Но ее позиция ясно проступает сквозь логику всей ее жизни.

12 (24) января 1816 г. в Санкт-Петербурге состоялось бракосочетание, хотя самой Екатерине Павловне хотелось, чтобы торжества происходили в Штутгарте или даже в Париже. Но к ее пожеланиям в данный момент не стали прислушиваться: в семье Марии Федоровны все дочери выходили замуж в Санкт-Петербурге. И если многие другие экзальтированные желания княгини удовлетворялись, от этого ей пришлось отказаться. Императорская семья всегда отправляла своих дочерей под венец, так сказать, прямо от домашнего очага. Это было делом принципа. А также результатом нежелания во время семейного праздника позволить кому-либо заглядывать в свои карты. Евгений фон Мауклер, присутствовавший на свадебной церемонии, оставил нам свои воспоминания, в которых дал характеристику членам императорской семьи. Сам император Александр, Мария Федоровна и, разумеется, Екатерина были лишены в его описаниях какого-либо налета критики или иронии, зато великого князя Константина, чей брак с принцессой Кобургской оказался несчастливым, фон Мауклер без прикрас изобразил маленьким уродливым мужчиной с противным голосом. Мария Павловна из Веймара произвела на него впечатление красивой и учтивой дамы, поддерживающей с Екатериной особенно дружеские отношения. Зато супруг ее был посмешищем для всего двора. Но особенно неприглядная характеристика была дана великой княжне Анне: и не мила, и не грациозна. Зато ее жених, принц, хоть и был уродлив, зато имел прекрасные манеры. Великого князя Николая, женившегося год спустя на прусской принцессе Шарлотте, фон Мауклер нашел весьма привлекательным юношей с лицом, полным значительности.