Константин Писаренко - Елизавета Петровна

Девятого февраля 1744 года после нескольких совещаний с министрами королева распорядилась взять маркиза Ботту под домашний арест и сформировать судебную комиссию в составе президента и вице-президента рейхсгофрата Иоганна Вильгельма Вурмбранда и Антона Исайи Партинга, а также надворных советников канцелярий: австрийской — Иоганна Бернгарда Пелсерна, богемской — Иоганна Христофа Иордана и венгерской — Иоганна Гитнера. Заседания комиссии являлись формальностью, никакого юридического вердикта она не вынесла, перепоручив эту миссию Марии Терезии, а та постановила отправить маркиза в крепость Грац на полгода (Ботта в сопровождении генерал-адъютанта Пикалкеса «на почте отбыл» туда 16 июня 1744 года), после чего запросила мнение русской императрицы о дальнейшей судьбе узника: «вечно нещасливым учинить» или «каким ни есть образом простить»?

Австрийский резидент Николаус Гогенгольц устно сообщил о том вице-канцлеру Бестужеву-Рюмину 6 июля, а официальную ноту подал через неделю вместе с копией верительной грамоты графа Филиппа Иосифа Орсини-Розенберга, которому Мария Терезия поручила на месте уладить затянувшийся конфликт. Розенберг приехал в Москву 17 августа и два месяца ожидал ответа императрицы, вернувшейся в Белокаменную из путешествия по Малороссии лишь 1 октября. Австрийский посол выслушал мнение российской стороны 22 октября. Принятые Марией Терезией меры Елизавету Петровну удовлетворили, но для полного урегулирования ссоры не хватало официального заверения, что опубликованные осенью 1743 года в Голландии документы «в печать попались всеконечно противу воли королевы». Проект декларации прилагался, и Розенберг без колебаний одобрил текст, за ночь переписал и завизировал, а утром доставил бумагу в Иностранную коллегию.

Публичный скандал европейского масштаба воздвиг надежную преграду перед дворцовым заговором — мнимым или реальным, теперь было неважно. Даже если Мария Терезия ранее что-то замышляла, всеобщее внимание к ней и угроза разоблачения вынуждали ее прекратить моральную, финансовую и какую-либо иную поддержку сторонников Анны Леопольдовны в России. А окончательно отвратить венгерскую королеву от идеи реставрации брауншвейгской династии могло налаживание союзнических отношений между венским и петербургским дворами. Прощение Ботты являлось первым шагом на данном пути, и он был сделан. 19 января 1745 года около десяти часов вечера в Хотиловском Яме Елизавета Петровна прочитала адресованное М. И. Воронцову письмо маркиза от 26 декабря с мольбой о протекции перед русской государыней. Ответ — «…не желая Вам никакого зла, Ея Величество жребий Ваш… в благоизволение королевы предать изволила» — царица одобрила 12 февраля, а еще через два дня на куртаге в Зимнем дворце Воронцов вручил официальное послание Ф. И. Розенбергу. 3 марта бумага была доставлена в Вену, после чего опальный маркиз обрел полную свободу.

А вскоре европейские газеты, в том числе «Санкт-Петербургские ведомости» (1745. № 32. 23 апреля), известили читателей о смерти бывшего посла и узника. Так журналисты поспособствовали рождению последнего мифа «дела Ботты» — о двух родственниках и полных тезках, дипломате и военном: один маркиз Антонио Отто Ботта д’Адорно, оконфузившись в России, умер в марте 1745-го; другой, храбро отвоевав в Италии против французов, дослужился до фельдмаршала Австрии и пережил первого почти на 30 лет.

Легенда о двух маркизах Ботта прочно закрепилась в исторической науке и за два века, похоже, не подвергалась сомнению. Между тем существовал только один Антонио Отто Ботта д’Адорно (1688–1774). В дипломатических документах — грамотах, рескриптах, инструкциях — часто фигурирует воинское звание австрийского посла Ботты — фельдмаршал-лейтенант (соответствует чину генерал-лейтенанта российской Табели о рангах). Однако в австрийских списках генералитета он упоминается всего лишь раз с приведением послужного списка: с 3 января 1734 года — генерал-фельдвахтмейстер (генерал-майор), с 25 марта 1735-го — фельдмаршал-лейтенант, с 18 июня 1745-го — фельдцейхмейстер (генерал-аншеф), с 20 июня 1754-го — фельдмаршал Австрии. Таким образом, дипломат и военный — одно и то же лицо. В 1746 году Ботта успешно воевал в Италии в течение всей кампании, но затем попал в эпицентр революционных событий в Генуе, с конфузом покинул город, чем сильно прогневал свою защитницу Марию Терезию. Впрочем, его опала длилась всего два года. В апреле 1749-го маркиз был откомандирован в Брюссель полномочным министром венского двора при губернаторе Австрийских Нидерландов принце Карле Лотарингском. Оттуда в мае 1753 года его перевели во Флоренцию в статусе заместителя императора Священной Римской империи и тосканского герцога Франца I Стефана {43} 43 См.: АВПРИ. Ф. 32. Оп. 32/1. 1743 г. Д. 2. Л. 61–66 об., 96–97, 104–107, 112–127 об., 187–200, 243–248; 1744 г. Д. 4. Л. 87–92; Д. 4а. Л. 7, 7 об.; Д. 6. Л. 9, 13–14, 25, 25 об., 27, 44, 44 об., 49–50 об.; Д. 7. Л. 1, 132–136 об., 141–142; 1745 г. Д. 4. Л. 128–129 об., 132–134; Д. 6. Л. 48, 48 об., 50, 51–51 об., 97–98 об. .

Дело, счастливо закончившееся для дипломата, дорого стоило тем, кому он покровительствовал. Елизавета Петровна искренне хотела выдворить Анну Леопольдовну на родину ее супруга. В два часа ночи 29 ноября 1741 года брауншвейгская чета с детьми в сопровождении конвоя и надзирателя генерала В. Ф. Салтыкова покинула Санкт-Петербург. Под новый, 1742 год арестанты добрались до приграничной Риги, где и застряли из-за следствия над их приверженцами. Возникло много вопросов, которые могли разъяснить только Анна и Антон Ульрих. За этим занятием и застало их разоблачение Турчанинова, Квашнина и Сновидова. Императрица, естественно, заколебалась: стоит ли отпускать за кордон потенциальных соперников? Потому и предписала 13 декабря 1742 года перевести семейство из Риги в Дюнамюнде («Дюнамюндшанц») под охрану крепостных стен и валов, что Салтыков исполнил 2 января 1743-го.

В момент свидания с Бергером и Фалькенбергом дочь Петра продолжала взвешивать все аргументы за и против эмиграции брауншвейгского семейства. Активность Лопухина предрешила ее выбор. Благодаря Ивану Степановичу Елизавета убедилась, насколько серьезна угроза превращения Анны Леопольдовны, Антона Ульриха и их сына в марионеток, послушных воле европейских кукловодов. Любой монарх мог назвать себя заступником за несчастную фамилию и, усадив в свой обоз, увлечь в крестовый поход против тетки-«узурпаторши». Не Мария Терезия, почти договорившаяся в 1741 году с Анной Леопольдовной о военном союзе, так Фридрих И, тоже в нем нуждавшийся, или Людовик XV, британские премьеры и т. д. Политическая целесообразность не оставляла императрице выхода, и 9 января 1744 года она распорядилась отправить брауншвейгцев во внутренние районы империи, в крепость Ораниенбург (Раненбург, ныне районный центр Липецкой области Чаплыгин). Там Анна Леопольдовна с домочадцами прожила пять месяцев — с 6 марта по 29 августа 1744 года, а затем они были перевезены на север, в Холмогоры {44} 44 См.: Корф М. А. Брауншвейгское семейство. М., 1993. С. 52–56, 73, 89, 95, 96, 101, 113, 116–118. .