Ольга Ярикова - Юрий Поляков. Последний советский писатель

В своем блестящем эссе «Как я был врагом перестройки» Поляков рассказал, как два коммуниста писали сценарий о том, что чрезвычайно волновало обоих: о людях во власти, от которых зависело дальнейшее развитие страны. Им искренне хотелось разобраться, как энтузиасты горбачевского призыва решают задачи управления, распоряжаются судьбами людей. И обманываться они не могли: у одного был колоссальный жизненный и творческий опыт, у другого — опыт аппаратной, пусть и комсомольской работы и цепкий взгляд сатирика, а потому неудивительно, что пришли они к неутешительным выводам.

Не стоит также удивляться, что в 1987-м, в эпоху оголтелых разоблачений, сценарий фильма про партаппаратчиков был зарублен худсоветом Четвертого творческого объединения во главе с режиссером Владимиром Наумовым, а выплаченный авторам аванс списан по статье «творческая неудача». Поляков полагает, что зарубить сценарий самого Габриловича можно было лишь с согласия либо по указке «архитектора» перестройки Яковлева, к которому, кстати, авторы поначалу собирались обратиться за поддержкой — сразу после разгромного заседания худсовета. Вопрос о публикации многих книг, как и о съемке фильмов, в советскую эпоху часто решался на политбюро либо кем-то из его членов. Но не странно ли, что в 1987-м, когда можно было критиковать всех и вся, худсовет не прошел сценарий, в котором критиковались партаппаратчики, в сущности, низового звена? Нет, не странно. Дискуссия о методах партийного руководства была не выгодна именно тем, кто только что пришел к власти, потому что речь шла о методах партийного руководства их последователей, а эти методы ничем не отличались от методов прежних партаппаратчиков. Уже наломав дров, они тем не менее не собирались сворачивать с курса, равно как и руководствоваться девизом врачей «Не навреди!».

Время тогда было такое: одна публикация либо премьера поднимала бурю обсуждений, вспомним хотя бы книги самого Полякова про комсомол и школу. Несмотря на сбивавшие с толку разоблачительные телепередачи, фильмы и публикации, люди еще остро реагировали на подобные темы, сами включались в поиски причин и, конечно, искали виновных. В том, чтобы их найти, ни Горбачев, ни его соратники не были заинтересованы — так же как в том, чтобы спасти от слома советскую политическую систему.

Вот как через 30 лет написал об этом Поляков: «Теперь я понимаю: попав меж двух жерновов, наш сценарий был обречен в любом случае. С одной стороны, интеллигенция сладко агонизировала в эйфории разрешенного свободомыслия, ей наконец-то позволили вольно выражать исконно-заветное неудовольствие страной обитания и неуспешным народом. Ради этого почти сексуального счастья она прощала власти все ошибки и несуразицы, обещавшие впереди серьезные потрясения. Даже самая осторожная критика хаотичных методов и туманных целей ускорения воспринималась как злостное покушение на главное завоевание — свободу слова. Спрашивать, куда идем, считалось неприличным. Интеллигенцию волновал другой вопрос: почему идем так медленно? О хлебе насущном пока вообще никто не задумывался, полагая это прямой обязанностью постылого государства, которое, собственно, и собирались рушить с помощью заморских консультантов. Когда в 1990-е выяснилось, что генерал спецслужб, а позже депутат от демократов Калугин — американский агент, все отнеслись к этому спокойно, как к самому собой разумеющемуся. А кто же еще? Ведь «умный человек не может быть не плутом»!

Со временем стало очевидно: в высшей номенклатуре есть серьезные люди, отлично понимающие губительность горбачевской «перестройки». Напомню, сам термин появился в эпоху реформ Александра II Освободителя, и «гласность», кстати, оттуда же. Они, эти люди, сознательно вели страну к потрясениям, к обрыву, чтобы в падении и хаосе одним махом сменить политический и экономический строй СССР. Скорее всего, и распад Советского Союза был заранее запланирован и оговорен. Еще Сахаров советовал поделить одну шестую часть суши на несколько десятков уютных кусочков, а Солженицын тяготился «южным подбрюшьем». Что и говорить: мелко нарезанная Россия — давняя золотая мечта Запада. Кому ж приятно возделывать свой лилипутский садик, если за забором начинаются угодья великана?

Судя по всему, Яковлев и был координатором сил, направленных на радикальное переустройство страны, на капитализацию под лозунгом «Больше социализма!». Думаю, неприятие нашего «антиперестроечного» сценария шло если не от него самого, то от его ближнего круга. Ведь зарубить фильм, освященный именем Габриловича, Героя Соцтруда и бесчисленных госпремий, можно только с высочайшего согласия. Таковы были тогдашние правила игры. Да и сегодняшние тоже. А чего, собственно, испугались-то? Неужели одна кинолента могла изменить ситуацию в стране, переломить настроения, повернуть вспять историю? Теперь в это трудно поверить. Нынче даже премьера, превращенная мощным пиар-прессингом в событие века, проходит по стране косым дождем. Но тогда все было иначе. Помните, какими морально-политическими бурями стали ленты «Маленькая Вера», «Россия, которую мы потеряли», «Так жить нельзя», «Покаяние», «Легко ли быть молодым?». Да и снежкинское «ЧП районного масштаба», к которому приложил руку автор этих строк. Именно литература и искусство помогли свернуть на антисоветскую сторону многим доверчивым мозгам. Это были мощнейшие «антисоветики» (по аналогии с антибиотиками), убивавшие в сердцах все социалистическое.

Напомню: к 1987-му у людей стали появляться вопросы к новому курсу. Точнее других сформулировал недоумение писатель-фронтовик Юрий Бондарев, сказавший с высокой трибуны, что страна похожа на самолет, который взлететь-то взлетел, а куда садиться, не знает. Как же набросилась на него передовая свора! А какие битвы велись вокруг письма скромной ленинградской преподавательницы Нины Андреевой! Его опубликовали в «Советской России» под заголовком «Не могу поступаться принципами!». Стольких проклятий не удостаивалась даже Фанни Каплан, стрелявшая в Ильича. Ведь сознание советского человека воспринимало критику, допущенную на газетную полосу, экран телевизора или кинотеатра, на театральную сцену или в радиоэфир, как отчетливый призыв бороться и одолеть негативные тенденции жизни. Именно так осуществлялась в нашем однопартийном обществе обратная связь. Появление в этой атмосфере сгущающегося недоумения и недовольства Горбачевым антиперестроечного фильма, в создании которого принял участие живой классик советского кино Габрилович, а главную роль сыграла всенародная любимица Ирина Муравьева, могло бы стать щелчком детонатора. Но могло и не стать… История капризна, как женщина.