Ольга Ярикова - Юрий Поляков. Последний советский писатель
- Название:Юрий Поляков. Последний советский писатель
- Автор:
- Жанр:
- Издательство:Молодая гвардия
- Год:2017
- Город:М.
- ISBN:978-5-235-03938-4
- Рейтинг:
- Избранное:Добавить в избранное
-
Отзывы:
-
Ваша оценка:
Ольга Ярикова - Юрий Поляков. Последний советский писатель краткое содержание
В этой книге впервые подробно рассказано о некоторых обстоятельствах его жизни и истории создания известных каждому произведений «Сто дней до приказа», «ЧП районного масштаба», «Парижская любовь Кости Гуманкова», «Апофегей», «Козленок в молоке», «Небо падших», «Замыслил я побег…», «Любовь в эпоху перемен» и др.
Биография писателя — это прежде всего его книги. Под этой обложкой собраны фрагменты романов, повестей, программных статей, наброски еще не написанных книг, выдержки из неопубликованных писем и дневников, не вошедшие ни в один сборник стихи — таким образом, сделав автора книги, а вместе с ним и читателя своими «доверенными лицами», писатель дает возможность всем нам соприкоснуться с тайнами личности и творчества Юрия Полякова. [Адаптировано для AlReader]
Юрий Поляков. Последний советский писатель - читать онлайн бесплатно ознакомительный отрывок
Интервал:
Закладка:
Вот еще пародия, оставшаяся в архиве автора и в печать не принятая:
Овец
А вот в отдельной клетке хмурый,
Огромный обезьян. Самец…
Ты принимаешь вызов гордо,
Бескомпромиссен ты в борьбе,
И что такое «про» и «контра»,
Совсем неведомо тебе.
Не отличая «про» от «контра»
Загвоздок и альтернатив,
Застыл он, взгляд суровый гордо
К воротам новым обратив.
Протест в душе бараньей зреет,
Отвага светится в глазах.
Стоят ворота — он звереет.
И вдруг удар — трах-тара-рах!
Ворота повалились наземь.
За ними повалился он,
Но не моргнули овцы глазом
И не покинули загон.
Нет, не понятен подвиг стаду!
В пыли найдя себе конец,
Лежит, осмеянный в награду,
Овец. Наверное, самец…
На первом курсе факультета русского языка и литературы, который все называли «литфаком», Юрий сразу оказался в окружении пишущих ровесников. С однокурсником Александром Трапезниковым и его старшим братом Леонидом, выпустившим уже первую самиздатскую книжку стихов, они организовали литературный кружок, назвав его «Ротонда» — по имени парижского кафе, где бывали Модильяни и Жак Превер: жизнь литературной богемы, описанная Ильей Эренбургом в книге «Люди, годы, жизнь», вдохновляла тогда многих.
Мы собирались в большой квартире Трапезниковых, располагавшейся в сталинском доме рядом с метро «Щербаковская», читали стихи, разносили друг друга в прах, спорили о политике, о том, что в стране надо все срочно менять, лучше с помощью вооруженного восстания. Особенно много говорил об этом Леня Трапезников, вылетевший из института за прогулы и устроенный куда-то лаборантом благодаря связям отца, военного прокурора. Иногда прибегал Саша Равич и читал всегда одно и то же стихотворение, других у него, по-моему, не было:
Одернув беленькое платьице
Своей одежды снеговой,
Моя Москва к рассвету катится
По сладко спящей Беговой…
Потом он хватал телефон, доставал записную книжку и начинал зазывать к нам «на стихи» дам самых разных кругов, от молодых балерин из Большого до лимитчиц с завода железобетонных конструкций. Интересно, что ни те, ни другие никак не соблазнялись. Саша Трапезников обычно сидел в темных очках и молчал, витая где-то между Сенекой и Калидасой. Меня просили прочитать мои юмористические стихи про Чапаева и Анку-пулеметчицу, которые всю ночь играли в шашки… Мы много пили, периодически спускаясь в гастроном. Иногда в комнату заглядывал старший Трапезников и призывал нас сбавить обороты, но Леня и Саша в один голос грубо гнали его вон. Прокурор вздыхал и уходил. В доме витала мрачная тайна: третий брат, невероятно талантливый юноша, не так давно застрелился из хранившегося дома наградного пистолета. Виноватым, судя по всему, считали отца…
(Из неопубликованного. «Книга о советской юности»)Тем временем Юрий стал писать уже не только пародии, но и лирику. Общение с продвинутой литературной молодежью расширило его представления, в круге чтения появились книги авторов, прежде недоступных. В ту пору в слепой машинописи или даже в ксероксе можно было прочитать все то, чего не выдавали в библиотеке. Сперва было много «стихов о стихах» — обычная болезнь молодого поэта, спешащего рассказать всем о том, как трудно сочинять в рифму и какое это особое мучение — творчество:
О чувство нестерпимой яркости,
Что в мире бесконечном разлита!
О чувство безнадежной ярости,
Когда строка не та, опять не та…
Цикл назывался «Стихоборчество» и носил следы явного ученичества. Однако не отсюда ли известный неологизм Полякова «Стихоборье», который он придумал в 1995 году, чтобы назвать так свою передачу — турнир поэтов на «Семейном канале»? Имелось в этом цикле и стихотворение, в котором мальчик, рисуя простым карандашом, мечтает о коробке карандашей цветных, а теперь вот ребенок вырос, стал поэтом, «бьется над строчкой каждой — и вновь с простым карандашом и разноцветных жаждет». Как тут не вспомнить хрестоматийные строчки его будущего учителя Владимира Соколова, открывавшего каждое свое избранное одним и тем же юношеским, почти детским стихотворением:
Как я хочу, чтоб строчки эти
Забыли, что они слова,
Детали: небо, крыши, ветер,
Сырых бульваров дерева!
Чтоб из распахнутой страницы,
Как из открытого окна,
Раздался свет, запели птицы,
Дохнула жизни глубина.
Нечто подобное через несколько лет случится с тоже почти отроческим стихотворением Полякова «Зачем вы пишете стихи?», ставшим его визитной карточкой и включенным во все сборники автора.
Чувствуя необходимость дальнейшего развития, Юрий посещал и другие литературные кружки, а в конце 1973 года состоялось событие, во многом определившее судьбу литераторов этого поколения: при горкоме ВЛКСМ и Московской писательской организации открылась литературная студия, по уровню творческих семинаров явно соперничавшая с Литинститутом. Ректором студии стал известный критик Евгений Сидоров, выпускник Высшей партийной школы, зять легендарного главного редактора «Вечерней Москвы» Семена Индурского и будущий первый министр культуры в ельцинской России.
Занимались студийцы в Доме научного атеизма на Гончарной, тогда улице Володарского. Семинары вели знаменитости: фронтовики Александр Межиров (1923–2009) и Борис Слуцкий (1919–1986), а также не успевший повоевать, но окончивший артиллерийское училище и в неполные восемнадцать ставший командиром взвода Евгений Винокуров (1925–1993), автор знаменитого стихотворения «Москвичи», в 1958 году положенного на музыку Андреем Эшпаем. Это были люди, опаленные войной, поколение, перед которым Юрий преклонялся, поэты, творчество которых было ему близким по духу. Не случайно его курсовая работа по литературе так и называлась «На фронт ушедшие из школ». Военная лирика Александра Межирова». Стихи Межирова Юрий знал наизусть:
Отец ворчал, что отпрыск не при деле,
Зато колода в лоск навощена,
И сигареты в пепельнице тлели
Задумчивым огнем.
Как вдруг — война!
(Забегая вперед скажем, что, возглавив «Литературную газету», Поляков поручил срочно разыскать в американском доме престарелых эмигрировавшего из СССР после смертельного наезда на пешехода Александра Межирова и попросить у него стихи.)
Когда я объявил моей научной руководительнице Анне Александровне Журавлевой, что хочу написать курсовую о Межирове, она поморщилась: «Может быть, лучше Наровчатов или Василий Федоров? Нет? Ну как знаете…»
Читать дальшеИнтервал:
Закладка: