Александр Дзасохов - Как много событий вмещает жизнь

Таких моментов было немало. Доходило до смешного. Делегат из Магадана Блудов предложил не доверять председательствование на съезде Горбачеву, потому что тот, дескать, «гипнотизирует» зал. Блудов высказался и за привлечение Генсека к партийной ответственности за серьезные провалы в работе. Тогда в который раз за время съезда я увидел на лице Генсека выражение глубокой, трудно скрываемой досады. И это, думаю, объяснялось не только его повышенной эмоциональностью. Было трудно смириться с тем, что гласность и плюрализм мнений, к которым он так стремился, достигли пика и приносят ему теперь огорчение.

Когда Горбачев в марте 1985 года был избран Генеральным секретарем, политическая атмосфера в стране была абсолютно не похожа на ту, что сложилась всего лишь через пять лет. Партия полностью владела политической инициативой. Пост Генсека позволял контролировать партию. Организованных политических оппонентов ни у КПСС, ни тем более у самого Горбачева не было. Их не существовало ни де-юре, ни де-факто, несмотря на то что критический потенциал в разных секторах общества, в том числе и внутри КПСС, был достаточно высок. Демократические институты, которые позволили бы критической энергии выйти на поверхность, бездействовали. Внутрипартийные дискуссии, которые оживленно велись в компартии вплоть до начала 1930-х годов, считались пройденным этапом истории. Если кто-то и выступал с собственным мнением, пытался бросить хотя бы символический вызов неподвижности политической системы, то реальное влияние такого поступка на положение дел было почти нулевым.

Что подтолкнуло Горбачева к кардинальному, а главное, слабоуправляемому изменению ситуации? Идея начать политическую реформу возникла у него, видимо, не сразу. На известном апрельском Пленуме ЦК в 1985 году, когда Горбачев объявил об обновлении политики партии, он достаточно убедительно говорил о своих основных новациях – перестройке и ускорении, – главным образом в экономическом и социальном контексте. Речь шла прежде всего об остро назревшем внедрении в производство и в повседневную жизнь достижений научно-технического прогресса, о переводе экономики с преимущественно экстенсивного на интенсивный путь развития. Итогом должно было стать существенное повышение уровня благосостояния народа. Эти цели, предложенные Горбачевым, разделяла вся партия. Коммунисты были едины в признании реформаторского курса. Приоритет конструктивных сил среди руководящего состава КПСС был несомненен. Разумеется, общее мнение по главному вопросу – быть или не быть реформам – рождалось не без борьбы. Однако направление движения было очевидно: решения в Политбюро, на пленумах ЦК, съездах КПСС принимались либо единогласно, либо при минимальном числе возражавших. Они получали широкую поддержку в обществе. Популярность Горбачева росла с каждым днем. Вероятно, не в последнюю очередь и потому, что он сказал вслух то, о чем давно думали миллионы. В жизни страны накопилось столько несообразностей, противоречий, очевидных нелепостей, что очищение ее, в широком смысле слова, выглядело естественным.

Однако уже через год-полтора после начала перестройки стало видно, что задуманное не выполняется. Поиск причин привел к наиболее очевидному выводу: механизмы хозяйствования и управления экономикой в СССР, мягко говоря, несовершенны.

Последовавшие попытки реформировать эту сферу также не дали желаемых результатов. И тогда, как мне кажется, у Горбачева и его ближайшего окружения возникла, причем первоначально в самом общем, непроработанном виде, идея широкой политической реформы. Главной ее задачей было обнаружение и снятие механизмов торможения в области управления. Это в конечном итоге должно было позволить экономике, науке, производству, другим жизненно важным сферам интенсивно развиваться, продуктивно взаимодействовать, приходя в соответствие с потребностями и запросами общества.

Мои суждения со стороны могут выглядеть очень субъективными. Но, находясь в те годы на дипломатической работе, я не был в стороне от внутренних процессов, происходивших в СССР.

Строго говоря, в отличие, например, от начинателей китайских реформ, объявивших о формировании «социалистического рыночного хозяйства», Горбачев периода 1986–1988 годов первоначально концентрировался на сугубо экономических проблемах, но затем довольно быстро вышел на идею системных политико-экономических преобразований с ведущей ролью политической составляющей, которая должна была, по его замыслу, стать локомотивом всех остальных изменений. Уверенность, что эта позиция правильная, придавал еще свежий в памяти опыт так называемых косыгинских экономических реформ в СССР в конце 1960-х – начале 1970-х годов. Тогда тоже были актуальными проблемы усовершенствования становящегося все более неэффективным хозяйственного механизма, повышения роли материальных стимулов экономической деятельности. Косыгинские реформы, несмотря на поддержку их в обществе, встретили упорное сопротивление части бюрократии, после чего были свернуты. Это был исторический факт, подтверждаемый огромным числом живых свидетелей. Члены партийного руководства хорошо знали об этом. Поэтому, столкнувшись с аналогичными трудностями, они не могли не задуматься о политических мерах, которые стали бы дополнительной опорой экономическим начинаниям.

Конечный выбор Горбачева в пользу реальной демократизации, а затем и коренной перестройки партийно-государственной системы, безусловно, в немалой степени объяснялся и тем, что, будучи относительно молодым лидером, он более непредубежденно, нежели его предшественники, относился к опыту западных демократий с их политическим плюрализмом, многопартийностью, свободой слова. Поколение шестидесятников относилось к «буржуазным свободам» гораздо более терпимо, нежели люди более старшего возраста. В среде интеллектуалов были распространены неискоренимые в России западничество, открытость Европе, уважение к очевидным достижениям европейской культуры. Будущий Генеральный секретарь, хотя и не принадлежал к числу классических шестидесятников, не был исключением из общего правила – ни когда получал юридическое образование в Московском университете, ни позже, занявшись комсомольской, а затем и партийной работой. Побывав же в первой половине 1980-х годов как секретарь ЦК КПСС в ряде западноевропейских стран, оценив их уровень развития и успехи, наконец, лично познакомившись с лидерами ведущих держав мира, такими, например, как «железная леди» Маргарет Тэтчер, он уже вряд ли мог отрицать достоинства развитой политической демократии.