Георгий Данелия - Безбилетный пассажир [litres]

Девушки принесли творог и фрукты, сварили мне кашу и унесли стирать мою рубашку и брюки.

А Леша взял ножницы и стал состригать бороду, а заодно и волосы.

Пока он стригся, я попытался поговорить с ним про сценарий, но Леша отказался:

– Побереги мозги. При сотрясении ими шевелить нельзя, – и начал бриться.

Я заснул. Проснулся – уже стемнело. За столом сидит и читает книгу человек, мускулистый, лысый и курносый – Леша без усов, бороды и волос на голове стал похож на Юла Бриннера.

– Есть хочешь? – спросил Леша. – Сейчас девчата тебе бульон сварят. Голова болит?

– Да нет.

Леша опять уткнулся в книгу.

– Леш, – позвал я. – А, может, дать перед титрами такую картину: трущобы, грязь, лачуги, а за мольбертом стоит художник и рисует цветок (с такого кадра потом я хотел начать почти каждый свой фильм. Но ни в одном фильме его так и не снял).

– Поправишься – все решим, – сказал Леша.

– Алексей, это вы? – В окне комнаты возник Полиглот, встрепанный, небритый, весь в колючках. – Трудно узнать. Не появлялись?

– Кто?

– Эти типы.

– Какие типы?

– Которых мы побили. Если они будут меня искать, скажите, меня нет. Я уехал. А если придут мириться и накроют стол, дайте мне знать, я у лесника в сторожке живу.

– А вы почему прячетесь? Тоже дрались?

– Честно говоря, нет. Но Гурам троих побил. И вы Анзору травму нанесли, и Федя ногу вывихнул. А они местные, им скажут, что я из вашей компании. Выпить чего-нибудь есть?

– Нет.

– Я принесу.

Полиглот взял у Леши два рубля, надел мою кепку и лешины черные очки (чтобы его не узнали) и скрылся в темноте. Полиглот был алкоголиком.

Он вернулся минут через тридцать и начал выставлять бутылки на подоконник:

– Тут семь. Одну я выпил.

– И это все на два рубля?

Полиглот рассказал, что заказал в ресторане бутылку и послал ее в дар хорошей компании. Они со своего стола прислали две. Он послал две на другой стол. Получил четыре. Послал четыре первому столу. Получил восемь.

Вошли Манана и Нелли, принесли мне бульона.

– Можно, конечно, было пойти ва-банк и послать восемь, но я не решился. Я фаталист, но умеренный, – закончил Полиглот.

– Слушай, фаталист умеренный, ты зачем это все сюда принес? – рассердилась Манана, увидев бутылки. – Не видишь, человек больной! Хочешь выпить – пей, но не здесь. Здесь пить никто не будет!

Полиглот с упреком посмотрел на нее и сказал мне:

– Если придут мириться, ты знаешь, где меня найти.

Взял с подоконника четыре бутылки и скрылся в темноте. Из темноты донеслось: «Птица скорби Симург распластала надо мной свои крылья…» Полиглот исчез навсегда, а с ним вместе исчезли моя кепка и лешины черные очки.

К дому подъехала машина. Хлопнула дверца. Леша взял с подоконника утюг. В дверь постучали, в комнату вошел высокий сутулый мужчина в мятом пиджаке и в черной кепке, огляделся и спросил меня по-грузински:

– Это ты Георгий?

– Я.

– Вот, я бумажки принес, ты вчера в ресторане забыл, – у него в руках были наши бумаги. – Фердинанд Шалвович просил отдать. И ручка шариковая. Твоя ручка?

– Его, – Манана забрала у него бумагу и ручку. – Спасибо.

– И еще Фердинанд Шалвович сказал, чтобы не беспокоился: у Анзора и Феди к русскому, который с вами вчера сидел, больше никаких претензий нет. Фердинанд Шалвович все уладил.

– Извините, а кто такой Фердинанд Шалвович?

– Я его шофер. Вчера, когда Зураб Иванович маму Фердинанда Шалвовича выругал и кинул в него бутылку, Фердинанд Шалвович тоже маму Зураба Ивановича выругал, и тоже кинул в него бутылку. Тоже промахнулся. Теперь Фердинанд Шалвович очень стесняется, что его бутылка на тебя упала. Хочет извиниться.

– Ну и пусть извинится, – сказала Манана.

– Сейчас, – и шофер исчез.

– Чего он говорил? – спросил Леша, который по-грузински не понимал.

– Сказал, что можешь снова бороду отпускать. И просил позвать на банкет Полиглота.

– Ни в коем случае! – сказала Манана. – Оставьте этого идиота в покое.

Тут в комнате появился маленький толстый рыжий грузин в белом кителе из китайского шелка.

– Батоно Георгий, когда я узнал, кто вы такой, я чуть с ума не сошел! Представляете, какая трагическая случайность! – произнес он с пафосом. – Хвала Господу, что вы остались живы! Грузия до конца дней не простила бы, что по моей вине погиб великий грузинский дирижер!

И Фердинанд Шалвович пригласил меня и моих гостей в ресторан.

– И еще кого хотите пригласите! Хоть сто, хоть двести человек!

Манана, которая знала меня с детства и не сомневалась, что я могу и с сотрясением встать и поехать, категорически заявила, что великий дирижер никуда не поедет. Ему нельзя.

Тогда Фердинанд Шалвович пригласил Лешу. Они вышли. Хлопнула дверца машины…

Леша появился через пять дней.

За это время он половил лососей на озере Рица, побывал на свадьбе в горной абхазской деревне, съездил на милицейском катере в Сухуми и Батуми, а из Батуми слетал в Тбилиси и там поужинал на фуникулере…

Фердинанд Шалвович оказался большим человеком – главным инспектором мер и весов. Любого продавца от Гагр до Сухуми мог посадить за недовес и недолив. Лет на восемь. Если бы захотел. Но он был добрым и справедливым человеком. Сам жил – и другим давал жить!

А я лежал в постели – ходить мне было нельзя, читать мне было нельзя, на солнце мне было нельзя.

Вернулись из Тбилиси Леша и Фердинанд Шалвович. Леша в бурке и папахе, а Фердинанд с презентом для меня: три дирижерские палочки (одну он достал в Тбилисском оперном театре, а две – из сандалового дерева – ему сделали по образцу на мебельной фабрике). Он вручил подарки и спросил у Мананы, теперь-то можно меня пригласить пообедать? Манана опять отказала.

Когда мы остались одни, я сказал:

– Леша, я тут подумал. А что, если наш герой не со стройки приехал, а из тюрьмы убежал? Это уже драматургия, напряжение хоть какое-то будет.

– Это тебе Витька Конецкий проболтался?

Оказывается, на самом деле все так и было. Рассказ Леша написал о себе. Он попал в тюрьму за хранение огнестрельного оружия (у Леши был пистолет, который остался после отца, и кто-то на него донес) и сбежал только для того, чтобы увидеть любимую девушку. И приехал в Гагры, где она была на спортивных сборах. Девушка не знала, что его посадили и он в бегах, и Леша ей ничего не сказал. Когда сборы кончились, Леша сам, добровольно вернулся в лагерь. Был суд, и ему добавили срок.

– Давай так и напишем.

– Ага. Герой советского фильма – беглый каторжник. Кто это пропустит? – сказал Леша. – Гия, я тоже подумал. Тебе нужен другой сценарист. И делайте с рассказом что хотите. А я – пас! Мне вообще этот рассказ уже осточертел. Я его написал, его напечатали, и баста! Я рыбак. Уйду в море треску ловить.