Василий Сарычев - Фёдор Черенков

Василий САРЫЧЕВ

ФЁДОР ЧЕРЕНКОВ

Часть 1. Счастье

Он был символом бесковского "Спартака". Чуть старомодного, кружевного, но дьявольски привлекательного, готового ради стиля жертвовать результатом.

Неатлетичный, мельчивший "стеночками" и забеганиями "Спартак" ярко смотрелся в союзном чемпионате, однако сминаемый прессингом уловивших тенденции европейцев, имел мало шансов на международной арене.

Звездой внутреннего сгорания остался и Федор. Ему так и не довелось сыграть в составе сборной на топ-турнирах, но на наших полях он был любимым, народным футболистом, на которого ходили во всех городах. Болельщики-"спартачи" начала восьмидесятых говорили, что игра их команды — это Гаврилов, а Черенков — ее душа.

Он не был разгульным или битым системой, каких привечает зритель, не мелькал в светской хронике. Но не метил и в праведники, не строил на этом имидж — нелепое вообще сочетание: Черенков и имидж. Довольно долго он с удивлением смотрел на свою известность, испытывая неловкость перед взрослыми незнакомыми людьми и перед партнерами, при этом присутствовавшими. Он был немного не от мира сего, человек с психологией воспитанного подростка, старавшегося не выделяться в командном быту. Он и режим нарушал ровно так, чтобы не отрываться от коллектива... Его зона начиналась и заканчивалась прямоугольником поля, где, собственно, и происходили чудеса, где он жил и творил самозабвенно.

Но не только в игровой притягательности лежит загадка народной любви к Федору, не пользовавшему эту любовь и смущавшемуся ее проявлениям. Он пришел в большую игру с собственным изысканным почерком без обычных довесков к нему — манерности, значимости, защитного панциря — и ушел таким же.

"Удивительно наивен, — сетовала жена, когда они еще были вместе. — Кажется, вообще не верит, что есть подлость..."

Он был открыт, как ребенок, которого неловко обижать, — даже записным злодеям, каких полно вокруг спорта, пришлось бы через что-то переступать. За них все сделала судьба.

Одаренный человек не просто талант пришел проявить — зачем-то еще. Всмотритесь в глаза, в глубине которых еще не гнездится болезнь, — в них вместо настроя спокойная отрешенность. Какое послание нес нам Федор Черенков, чья сущность не вязалась с джунглями спорта, где выживает тот, кто сильнее, интрижистее, локтистее, а слабому или мягкому дороги нет?

Почти у каждого игрока, не важно, классного или не очень, жизнь проходит примерно одинаковые этапы. Вначале, когда юн и не нажито болячек, и ноги быстрее головы, и улыбаются девушки, и десять лет бесконечны как жизнь, — футбол тоже кажется бесконечным, транжиришь не задумываясь. А мгновенья летят: культ карьеры, новые горизонты, желание заработать — не заметишь, как все мелькнет, и оказываешься вдруг в зрелом футбольном возрасте, когда тело поспевает не за всеми решениями, и сколько ни знай-умей, горизонты сужаются, и надо помалу сворачиваться и думать о парашюте, так и не успев главного — насладиться игрой. Гармония, как своевременное осознание счастья, мало кому выпадает не только в футболе, все мы живем прошлым и будущим, не догадываясь ценить момент.

У Федора Черенкова было иначе в силу особенности его натуры. И в силу обстоятельств, вскоре сделавших поле единственным местом, где он мог быть счастлив.

Как многие мальчишки шестидесятых-семидесятых, он вышел из дворового футбола — играл за команду домоуправления в районных соревнованиях "Кожаный мяч". Мама рассказывала, когда Федя был совсем маленьким, какой-то мужчина, увидев во дворе, как он играет, узнал квартиру и принес ему настоящий футбольный мяч.

Два года мальчик занимался в спортклубе в Кунцеве, а в десять лет тренер порекомендовал его в школу "Спартака".

Спартаковским болельщиком был отец, и первый настоящий матч Федор увидел шестилетним с лужниковской трибуны – подопечные Никиты Симоняна играли с киевским "Динамо". В тот день сын навсегда стал спартаковцем. И теперь, на отборе в ДЮСШ, куда тоже привел отец, Федор готов был землю грызть, и его заметил, зачислил в группу Анатолий Масленкин. Легендарный в прошлом защитник, чемпион Европы и Олимпийских игр стал шлифовать черенковский дар, и этот тренерский вклад сопоставим со вкладом в главные два достижения советского футбола. Что любопытно, карьера Федора оказалась созвучна тренерской: 34 матча за сборную против 33 у Масленкина и бронзовая медаль московской Олимпиады.

Когда Черенкову было шестнадцать, выпускные игры просматривал Николай Петрович Старостин. Он и стал его крестным отцом: расспросил про родителей, про учебу и пригласил в дублирующий состав.

Мудрый Бесков все понял с полувзгляда. Федора подключили к тренировкам основного состава. Вот как описывает появление новичка Олег Романцев: "Первый раз Черенкова в Тарасовке перед двусторонней игрой увидел и подумал: очередной эксперимент Старшего. Ну таким Федька нефутбольным на вид показался, что в какие-то его особые возможности, о которых я уже кое-что слышал, никак не верилось.

А игра началась, понял: парень необычный, с изюминкой. В первый раз он мяч получает и останавливается. Я на него — думаю, либо дрогнет сейчас, либо поспешит пас отдать. А Черенок вдруг с места рывок, и нет его — ушел во фланг. Я разозлился, как-никак в сборной уже играл. А тут мальчишка какой-то со своими дворовыми фокусами. Ну и за ним.

А мальчишка неожиданно встал как вкопанный, и я — мимо. В следующее мгновение новичок, не дожидаясь, опять включил скорость и, выйдя на свободное место, опасно прострелил. В той же встрече он еще не раз всех нас удивлял подобными неожиданностями. Я потом понял: все время в игре что-то новое находить — у Федора в крови. Потому и непредсказуем он на поле".

В 1978 году восемнадцатилетний Черенков дебютировал в высшей лиге. А в следующем, чемпионском, стал не просто ключевым игроком, а был возвеличен болельщиками до домашнего "Федя".

Стянуть на себя целое имя дается единицам на миллион. Это больше чем производное от фамилии, хотя кто скажет, что Бобер — не круто. Прозвище сразу индивидуально, а с именем не так: сколько Лёш, Коль, Саш что ни день рождается всяк со своим талантом — но тут и гениальности мало. Не просчитать эту химию и не объяснить, но Эдик останется один на века (хотя и у нас есть свой очень достойный), и Гришу в футболе никто не перебил — и таким же вошел в историю Федя.