Николай Шараев - Пригорьевская операция

Коротченков тщательно подготовил и провел разбор боя. Вооружившись большой красочной схемой, он три часа втолковывал командирам и политработникам батальонов, рот, самостоятельных подразделений, где, кем и какие были допущены ошибки.

Я восхищенно слушал Коротченкова: как умело предостерегал он от шапкозакидательства, как толково учил управлению боем.

Особенно много хлопот было, естественно, у наших хозяйственников. Начхоз Лазарев, не теряя ни минуты, занялся восстановлением пекарни, энергично налаживал питание. Его заместитель по строительству инженер Сухин деятельно готовился к строительству нового, зимнего лагеря, чертил схемы размещения землянок, проверял, у всех ли есть пилы и топоры.

По-прежнему вели боевую работу разведчики и диверсионные группы. Ежедневно передавали мы на Большую землю сводки о движении железнодорожных эшелонов и автоколонн с войсками и военными грузами противника. Регулярно дежурили по ночам на железной дороге между Брянском, Рославлем и Кричевом по нескольку диверсионных групп, выжидая момента, чтобы пустить под откос эшелон.

Возобновился приток в отряд новых людей из Ершичского, Рославльского и Шумячского районов Смоленщины, из Климовичского и Костюковичского районов Белоруссии.

олодные октябрьские ночи заставили нас перейти в новый, недостроенный лагерь. Полностью были готовы только штаб, госпиталь и по одной землянке на два взвода. Правда, землянки были капитальные, просторные и удобные. Строительство же четырех бань, штабной и батальонных кухонь, хозчасти, санчасти, штабов батальонов и землянок на каждый взвод шло полным ходом.

— Замечательное место нашел дядька Роман! — восхищались партизаны, придя в новый лагерь. Здесь можно жить до конца войны.

Лагерь стоял на возвышенности, в хорошем хвойном лесу, в нескольких километрах от деревень Прыща и Малаховка. Вблизи протекал небольшой ручей с холодной чистой водой и множеством родничков. В трех километрах партизаны облюбовали большую поляну под аэродром.

Место было удобным не только для жилья, но и для обороны. В этом мы убедились спустя месяц.

Переход в новый лагерь совпал с получением приказа Центрального штаба партизанского движения о реорганизации отряда в бригаду, что здорово повысило боевой дух партизан. Бригада… Это слово поднимало людей в собственных глазах, невольно подтягивало и дисциплинировало. Особенно импонировало новое название бывшим военным. В день, когда был объявлен приказ, появилась песня о бригаде лазовцев. В тот момент я не записал слов, а теперь удалось восстановить только два куплета. Пели на мотив «Раскинулось море широко».

Далеко от нас, у берегов могучей Волги, шла гигантская битва за Сталинград.

Как там, на Сталинградском фронте? Об этом были все мысли и разговоры. О том, как напрягает силы фашистская Германия, чтобы не проиграть эту битву, мы, партизаны, могли судить не только по сводкам Совинформбюро. По железным дорогам южного направления непрерывно шли с запада вражеские эшелоны с живой силой и техникой. Бригада имени Сергея Лазо, как и другие четыре бригады, созданные на базе отрядов, действовавших в Клетнянских лесах Брянщины, стремилась всячески затормозить переброску сил противника. Диверсионные группы безвылазно находились у железных дорог — подрывали поезда, пути. Задумывались крупные диверсии, которые приостановили бы движение не на часы, а на целые дни.

Оккупационные власти и охранные войска принимали контрмеры. На всех станциях и в населенных пунктах, находившихся между железной дорогой и лесами, были поставлены небольшие гарнизоны для перехвата партизан-подрывников. Местных жителей заставили срубить деревья и кусты на сто пятьдесят — двести метров от железнодорожного полотна. Образовавшиеся завалы во многих местах заминировали. В ночное время вдоль железнодорожной линии выставляли охрану из полицаев. Охранника, во время дежурства которого случалась диверсия, немедленно расстреливали. Каждое утро железнодорожное полотно обследовали саперы с миноискателями.

Все это осложнило, но не остановило рельсовую войну. Пришлось увеличить численность диверсионных групп и усилить их автоматическим оружием. Мины нажимного действия были заменены более эффективными. И хотя теперь реже удавалось пускать под откос поезда, зато чаще взрывали партизаны большие отрезки железнодорожного полотна, на восстановление которого требовалось немало времени.

К ударам партизан по вражеским коммуникациям прибавились ощутимые удары подпольщиков, действовавших на крупных станциях. Время от времени по неизвестным причинам взрывались на перегонах паровозы, загорались цистерны с горючим…

Штаб бригады принял решение разгромить станцию Пригорье. Мысль об этом возникала и раньше. Еще при первом знакомстве с Коротченковым я поинтересовался его мнением о возможности нападения на Пригорье. Посмотрев на карту, он с минуту подумал и ответил:

— Вполне возможно, но силенок надо порядочно!

Тогда мой вопрос не был вызван какими-либо конкретными соображениями. Мне было все равно — Пригорье или Подетовка. Интересовался я этой станцией лишь потому, что первую попытку лазовцев напасть на Понетовку сорвал затесавшийся в наши ряды предатель. Теперь, когда мы располагали о Пригорье данными разведки, знали окружающую обстановку, было ясно, что предстоящую операцию нельзя сравнить по значимости, сложности и трудности ни с одной из тех, что нам уже удалось провести.

Линейная станция Пригорье, мало кому известная до войны, приобрела в то время для оккупантов весьма существенное значение.

Советская авиация все чаще бомбила рославльский железнодорожный узел, через который шли поезда на юг и на Западный фронт. Одноколейка Рославль — Сухиничи, проходившая по лесному району, не успевала полностью обеспечивать грузами Кировский участок фронта. Поэтому немцы перенесли часть грузовых операций на Пригорье. Отсюда до фронтовых тылов было чуть больше шестидесяти километров по довольно приличным грунтовым дорогам.

После разгрома партизанами Понетовки оккупанты резко усилили гарнизон на станции Пригорье. С южной стороны были сооружены два дзота, вырыты окопчики. Однако главная трудность для нас заключалась не в этом. От места дислокации бригады до станции было более семидесяти километров, а ближайший лес находился от нее в двадцати пяти километрах. Параллельно железной дороге, в двух-трех километрах южнее, проходило шоссе Рославль — Брянск. До Рославля по нему двадцать четыре километра, до станции Сещинская и огромного аэродрома семнадцать. В обоих пунктах фашисты держали войска, которые по шоссе быстро могли подойти на помощь пригорьевскому гарнизону.