Петр Патрушев - Приговорен к расстрелу

Поначалу в России был большой интерес к этой теме. Сеть по разрешению конфликтов получала тысячи писем из разных мест. Новая Россия находилась на пике реформ, которые, как предполагалось, позволят ей присоединиться к ведущим странам мира. Чего только не было' в письмах, приходивших к нам — от тревоги в отношении глобальных конфликтов до семейных историй и просьбы прислать из Австралии пару новых шин для колхозного грузовика. Сотни людей просили помочь им уехать на Запад, рассказывая об ужасных условиях своей жизни. Некоторые спрашивали, как им присоединиться к СРК и создать подобные организации на территории бывшего Советского Союза. Особенно острый интерес проявляли люди, живущие в конфликтных зонах, таких как Кавказ. Российская Академия Наук, вместе с другими организациями на Западе, спонсировала проведение ряда семинаров-тренингов продолжительностью до двух недель.

Однако, когда большинство общественных структур, подобных профсоюзам, стали разваливаться, и многие образованные люди вынуждены были бороться за элементарное выживание, интерес к работе конфликтологов стал падать. Сети, которые мы создавали, таяли на глазах. Базовые ценности, сформированные при советской системе, столкнулись с либерально-демократическими ценностями — основой психологии разрешения конфликтов. Наши слушатели жадно впитывали информацию и новые умения с ролевыми началами, но когда дело доходило до реальной жизни, вновь сформированные умения куда-то испарялись. Трудно было изменить жизненные принципы взрослых людей, если их главные установки формировались десятилетиями.

Помню случай, произошедший в конце семинара в Пятигорске, когда наши слушатели, овладев, по меньшей мере, двенадцатью приемами разрешения конфликтов, пасовали при простейшей ссоре: реагировали на провокацию в глубоко укоренившейся манере, послав своего обидчика к черту. Война в Чечне вспыхнула после одного из семинаров, который мы проводили вблизи Амстердама, с российской и кавказской молодежью и лидерами их общин.

Люди — ни в семье, ни на улице, ни в Думе — абсолютно не умели и не хотели слушать и понимать друг друга. Но перемены могут произойти лишь в том случае, если толерантность в обществе будет поддержана высшим руководством, которое должно само следовать этим принципам. Похоже, что в России, как и на Ближнем Востоке или в Южной Америке, осознание необходимости разрешения конфликтов более или менее мирным путем может прийти лишь в конце взаиморазрушительной схватки, во время которой будут испытаны все средства, кроме мира.

Когда я ездил в Ливан и Израиль для обучения разрешению конфликтов после окончания гражданской войны в Ливане (наши поездки и работу спонсировал ЮНЕСКО), то видел целые кварталы, разрушенные взрывчаткой, подобно консервным банкам, вывороченным гигантским ножом. Можно было лишь догадываться о масштабах человеческой трагедии, которую повлек за собой этот конфликт. Меня поразила степень недоверия и ненависти, испытываемых многими ливанцами по отношению к Израилю, и, в свою очередь, израильтянами — к арабам.

Корни конфликта шли в глубины расовой памяти, насилие и жертвы вскрывали старые раны и делали мирное разрешение конфликта практически невозможным без вмешательства третьей силы, которой оба противника могли бы доверять. По мнению некоторых наших семинаристов в Ливане только полное физическое устранение евреев с Ближнего Востока могло разрешить глубоко укорененный конфликт. В Бейруте палестинцы показывали мне свои документы, надлежащим образом оформленные британскими оккупационными властями, на земли и дома, находящиеся там, где теперь современный Израиль. Никто из них не хотел и знать о тысячах евреев, изгнанных с насиженных мест в арабских странах.

Война больше не казалась мне сущим безумием. В войне была внутренняя логика, связанная с самой человеческой историей: в прошлом это было хорошее средство, чтобы обрести контроль над чужими ресурсами, сохранить свои и избавиться от конкуренции. Война оказалась встроенной в человеческое существование, стала биологической «привычкой», сломать которую будет нелегко. За «войной с террором» стоит столкновение цивилизаций, столкновение архаического прошлого человечества и его не совсем еще понятного будущего.

Чжуан-цзы сказал: «Когда обувь по ноге, забываешь о ноге; когда пояс по талии, забываешь о животе; когда сердце на месте, уходят сомнения».

Я приезжал в Россию девять раз, после того, как с меня был снят смертный приговор.

Каждая поездка была как будто в другую страну — путч, коммерческий ажиотаж с пирамидами типа «МММ», дефолт, Чечня и, в последний раз — Беслан. Менялся постепенно и мир моих знакомых, и семьи. Племянник Борис стал одно время чуть ли не новым русским, купил себе большую загородную дачу, ездил на новой иномарке. Сейчас он торгует оптическими линзами, после того как конкуренты подсадили к нему «наседку», воровавшую у него коммерческие секреты, приведшие его бизнес к практическому банкротству. Увлекавшийся в молодости книгами Кастанеды, он стал теперь глубоко верующим православным. Сестра Катя, убежденная поклонница Сталина и противница ельцинских реформ, тоже увлеклась сначала религией, но потом занялась раджа-йогой и народной медициной.

Впечатления и опыт, полученные в поездках на Родину, я использовал в многочисленных интервью и статьях для австралийской прессы. Несколько лет сотрудничал также на радио и телевидении SBS, ведущем передачи на разных языках, включая русский.

И сейчас я по-прежнему работаю переводчиком-синхронистом, делаю письменные переводы, пишу книги и статьи. Вопрос о возвращении в Россию на постоянное жительство уже не стоит. Во время поездок туда мне неоднократно предлагали работу и возможность остаться в России: открыть школу для переводчиков, преподавать английский, помогать конфликтологам, работающим в Российской академии наук. Некоторые из таких предложений были заманчивыми, но с годами моя судьба все теснее срослась с Австралией. Немного не дожив до ста лет, как она мечтала, умерла моя мать. Пр ивык-ший ездить без визы или с минимальными формальностями по всему миру, я не смог бы привыкнуть к российским бюрократическим ограничениям. В последнюю частную поездку, несмотря на приличные деньги, заплаченные за визу и за ее оформление, я должен был три дня мотаться по паспортным столам и ЖЭКам Москвы. В одну из предыдущих поездок меня попросили перевести в прямом эфире речь Ельцина для Си-эн-эн и тут же предупредили, что, если я хочу регулярно работать на высоком уровне, лучше встать под одну из соответствующих «крыш».