Петр Патрушев - Приговорен к расстрелу

Я живу сейчас с женой Алисой и сыном Андреем на берегу Южного Тихого океана, в маленькой деревушке, славящейся прозрачной, как в Байкале, водой. Из дома в бинокль можно наблюдать резвящихся у берегов дельфинов, а иногда и заходящих в залив китов.

Мы живем в опасный, но увлекательный век, век стирания видимых границ. Российская парламентская делегация, посещающая Австралию, каждое утро снимает на моих глазах в отеле свежие новости с Интернета. Преступные группировки платят бывшим профессорам математики в Питере, чтобы те писали программы для захвата персональных компьютеров в разных точках мира. Больные болезнью Паркинсона из Австралии едут в Китай для пересадки стволовых клеток в мозг. Ученые пересаживают мозговые клетки человека мышам, поговаривая о новых, неслыханных гибридах. Мы находим останки людей-карликов (нового подвида гомо сапиенс) на островах Индонезии. Узнаем о первых моментах сотворения нашей Вселенной.

Для многих этот обвал прежних понятий, ограничений и устоев миропонимания представляется катастрофическим.

Австралия стала интереснее и разнообразнее, чем она была, когда я попал сюда сорок с лишним лет назад. Если в те годы ее главными проблемами были проблемы отдаленности и летаргии (в сочетании с довольно высоким уровнем жизни), то теперь это проблемы огромных и необычайно быстрых социальных изменений в демографии, взаимоотношениях полов, в неравномерном распределения доходов и доступа к новым технологиям, в растущей популярности таких фундаменталистских религий, как баптизм и пятидесятничество, по сравнению с традиционными католицизмом и англиканством. Средний австралиец больше встревожен теперь последствиями глобального изменения климата и возможностью распространения сюда из Азии пандемии птичьего гриппа, чем даже опасностью международного терроризма. Австралийцы любят путешествовать и работать за рубежом — каждый пятнадцатый австралиец живет за границей. Австралия — страна многонациональная, среди моих друзей есть голландцы, немцы, китайцы, американцы, израильтяне, испанцы, и конечно, русские. Австралийцы очень независимые люди, и в Австралии модно создавать и даже юридически оформлять собственное суверенное государство (или, если речь идет всего лишь о комнатке в коммунальном доме, то, по меньшей мере, графство). Их целью может быть уход от налогов (чаще всего неудачный), анархические тенденции, или просто желание получить известность и заработать деньги на выпускаемых «паспортах» и «марках». Здесь таких «независимых» государств больше на душу населения, чем где бы то ни было в мире; известны даже случаи объявления такими «суверенными государствами» войн другим государствам или даже самой Австралии.

Изменилась и русская эмиграция: за большой еврейской волной 70-80-х годов последовала разношёрстная, но в массе довольно образованная и любопытная эмиграция последних лет. Это, в основном, люди квалифицированные, со знанием английского языка, либо достаточно находчивые и упорные, чтобы получить статус беженца. Для женщин есть шанс стать женами одиноких австралийцев. В силу ужесточения иммиграционных законов немногим удается попасть сюда в последнее время по родственным связям или гуманитарным соображениям. Практически прекратился приток политических беженцев, люди приезжают сюда, в основном, по экономическим соображениям, в поисках лучшей жизни для себя или, по крайней мере, для своих детей.

Люди из разных стран стремятся попасть в Австралию, и проблема незаконных попыток проникнуть в эту страну стоит очень остро, порою решая исход на выборах правительства. Иммигранты, зачастую претендующие на статус беженца, стекаются сюда из стран Ближнего Востока и стран Азии, переходя границу всеми правдами и неправдами, зачастую рискуя жизнью, в перегруженных утлых суденышках. Случаев заплывов сюда, естественно, нет (лучше акул пограничников не придумаешь!), хотя был случай, когда в сиднейском порту с советского судна сбежала девушка, выпрыгнув в воду из люка пришвартованного судна. Австралийской прессе показался особенно примечательным факт, что она была одета в красное бикини. Ее так и запомнили, как «русскую беженку в красном бикини».

Если кому-то не хватает смелости физически пересечь границу, то некоторым потенциальным иммигрантам нельзя отказать в изобретательности. Я знаю случай, когда друзья достали одному парню деловую визу как редкому специалисту по изготовлению и ремонту кукол для чревовещания. Многочисленные объявления в местных газетах не нашли ему австралийской замены. Так как малая фирма, в которой работали друзья этого парня претендовала на выход на азиатский рынок со своим «продуктом», визу удалось получить. Некоторые случаи с российскими иммигрантами взяты прямо из раздела «нарочно не придумаешь». Одна женщина приехала по фальшивому паспорту, который был сделан так искусно, что власти, даже после ее признания, не поверили ей. Как она потом утверждала, ее единственным подлинным документом было свидетельство о ее смерти, выписанное ей друзьями, работавшими в морге, когда она скрывалась от внесудебных преследований со стороны властей в одной из республик бывшего СССР.

С наступлением горбачёвской оттепели появилась возможность наладить более непосредственные контакты и в обратном направлении. Русская община в Австралии оказала помощь детским домам в Курске, Владивостоке и других городах, помощь детям — жертвам Чернобыльской катастрофы. Был организован приезд школьников средних школ для обучения в Австралии. Помощь российским сиротам, жертвам Беслана и вообще нуждающимся людям продолжается до сих пор. Главная трудность, с которой приходится иметь дело жертвующим русским австралийцам — это как обеспечить получение помощи адресатам, а не коррумпированными «посредниками».

Несколько лет назад я прочел книгу «Другая Россия — опыт изгнания» [38] Glenny, Michael and Norman Stone (eds.) The Other Russia: The Experience of Exile. NY, Viking, 1991. . Это сборник интервью с эмигрантами и беженцами из России, представителями нескольких поколений, со времени Октябрьской революции до 60-х годов XX в. Она поражает разнообразием историй, судеб, исходов. Все это напоминает многоцветный холст с множеством мазков, смысл которых на общем фоне поймут, как мне кажется, только будущие поколения. Мне хотелось, чтобы и моя история стала бы еще одним мазком на этом пестром холсте жизни.

Прекращение дыхания у ребенка, долго плакавшего.

Даже в годы моего детства я улавливал, что за серой жизнью нашего города скрывается какая-то иная, пугающая и увлекательная реальность. Группы заключенных, шедших волнами после каждой амнистии через наш городок, случайно услышанный разговор о пытках в застенках НКВД, тюремный жаргон, который мы воспринимали как неотъемлемую часть русского языка — все это западало в память, хотя стало понятным только много лет спустя.