Галина Марцишек - Мы на своей земле

— Иду! — ответил тот и, прочистив песком стекло фонаря, зажег его, кинув на ходу: «Пошли, Даня!».

Через несколько часов они вернулись в лагерь без Бадаева и Межигурской, взволнованные и недоумевающие.

— Шли встречать Бадаева, а наткнулись на отряд эсэсовцев. Чуть сами не попали в лапы к ним…

— Что случилось? — встревожился Яков Федорович.

— Мы сами ничего не поймем… — ответил Мытников, присаживаясь возле Васина. — Бадаев ушел ходом, который мы нашли недавно под скалой второй балки за церковью, недалеко от хаты Николайчука. Ход такой: сто лет ищи — не найдешь. Ну, так вот, пошли мы туда с Даней. Глядим, метрах в ста от выхода обвалилась кровля, образовался провал, можно наверх пролезть, хотя немного и высоковато. Я стал и думаю: ждать Бадаева здесь или идти к выходу? Вспомнил, что он не знает о провале. Прикрутил фитиль в фонаре, поставил его за поворотом в нише, а сам с Даней проскользнул провал, ощупью подобрались мы к выходу.

Ждем. Землю припорошило снежком. Луны нет, только звезды, но видно далеко. Гляжу, снизу балки поднимаются двое. Я обрадовался и говорю Дане: «Идут!» В это время высокий поскользнулся, а за ним след в след цепочкой целый отряд гитлеровцев с автоматами. Вдруг разделились: часть направилась к нашему выходу, а остальные бегом к провалу. Вижу, плохо наше дело… отрежут от катакомб. Даю команду: «Данька, к провалу». Мы туда, а там уже немцы… скачут, как суслики вниз и строчат из автоматов. Что делать? Командую: «Стреляй, Данька», а сам как наверну гранатой. Тут и пошло… Фрицы подняли такой галдеж, хоть святых выноси, кинулись наутек. Сбились в провале скопом, заткнули дырку. Стало совсем темно, стреляем наугад. А они орут, душат друг друга, на стены лезут, а потом пробкой вылетели на поверхность. Я опять подаю команду: скорее через провал, пока фрицы не очухались. Только вскочили на штольню, стали отходить в глубину, позади как тарарахнет, аж штольня затряслась. А я думаю: швыряйте, свинячьи рыцари, нас не достанете. Вот и все.

Все притихли.

Встревоженный неожиданным сообщением, Зелинский решил сам пойти к условленному месту встречи.

Припав к обледенелым камням у выхода из катакомб, под нависшей скалой, Зелинский с товарищами зорко всматривался в темноту зимней ночи. Мороз крепчал. Все, казалось, остекленело. Порывистый ветер злобно швырял в лица людей горсти колючего снега, доносил до них гортанные возгласы патрулей, звонкое топанье солдатских сапог о мерзлую землю, трескотню сновавших по селу мотоциклов, одиночные выстрелы. Но окоченевшие люди лежали неподвижно — они ждали своего командира. Не знали они тогда, что он уже не вернется к ним.

Группа парторга Зелинского возвратилась в лагерь утром. Вид у всех был удрученный. Поставив винтовки в пирамиду, люди, промерзшие до костей, начали растирать обмороженные щеки и руки.

— Сукном растирайте, скорее пройдет, — заботился Зелинский.

— Ну, как? — тихо спросил его Васин и впился в него взглядом.

— Что-то есть… — развел руками парторг, — а что… не поймешь… Гитлеровцы, как шакалы, кружат вокруг провала, но близко не подходят. На стенах следы крови. А это я нашел там, — протянул он Васину кусок свежеоторванной полы шинели зеленоватого цвета. — Кто-то, удирая, лез вперед, наступил, оторвал.

— Ну и вояки… — презрительно бросил Пустомельников, — трохи штаны не залышилы в провали.

— Штаны-то унесли, а вот запах долго будут проветривать, — зло усмехнулся Гринченко, внимательно рассматривая осколки и ручки немецких гранат.

— Видно, катакомбы подействовали. А так это зверье не очень-то трусливо, — возразил Васин, шевеля мохнатыми бровями.

В дежурную вошел Иван Никитович. Он тяжело опустился на скамью рядом с Зелинским и Васиным и, увидев их вопросительные лица, передернув плечами, сказал:

— Узнать ничего не удалось. Ни один разведчик не подошел к колодцу, хотя было время передачи. Что случилось? Почему не вернулся Бадаев?

— Бадаев мог просто задержаться в городе, — высказал предположение Зелинский. — Вот что, Яков Федорович, нужно разбить людей на группы и к вечеру послать к выходам встречать Бадаева. А пока отдыхать!

Но отдыхать не пришлось. Зазвонил телефон с первого поста. Трубку взял Васин.

— Что? Кужель пришел? Да что он, сумасшедший? Он же след потянул за собой. Говоришь, еще ночью вошел в катакомбы? Завалы? Долго петлял? А-а! Тогда ничего. Пропустите.

От быстрой ходьбы Кужель запыхался, дышал тяжело и прерывисто. Сняв шапку, вытер лоб и лысину, подкрутил растрепанные усы кончиками вверх. Взгляд его обычно веселых глаз в этот раз был грустным.

— Присаживайся, Ваня! — пригласил его парторг.

Кужель сел молча, явно чем-то встревоженный, также молча вынул кисет, сделал самокрутку из самосада, положил кисет на стол, приглашая ребят закурить. Потом порылся в кармане вытащил какую-то бумажку и протянул ее Зелинскому.

— На, читай!

Головы всех повернулись к парторгу, который читал вслух:

— «1942 год. января 26. Циркуляр префектуры Одесского уезда всем подведомственным преторам о запрещении советским гражданам ходить из села в село.

Примите меры, чтобы жители вашего района ходили из села в село только в исключительных и хорошо мотивированных случаях.

Пропуска должны быть написаны на румынском и русском языках.

Кроме того, примите меры для проверки паспортов всех жителей с целью преследования подозрительных лиц. Выполняйте данное мероприятие с помощью жандармских властей вашего района.

Префект Одесского уезда полковник

М. Вилческу».

Закончив чтение, Зелинский некоторое время молчал, словно обдумывая прочитанное, потом спросил Кужеля:

— Ну, а как дела в городе, что слышно?

— В городе облавы, аресты. Вокруг города зачем-то роют окопы. Всюду заставы. Меня раз десять останавливали, проверяли пропуск и паспорт. Мне кажется, что оккупанты раскинули бредень. Ох, боюсь я, как бы Бадаев не попал в эти сети… Шпики так и снуют. Контрразведчики сигуранцы ночами мотаются с облавами.

— Вот что, Кужель, побудь в катакомбах до ночи, а потом прихвати с собой Шестакову. Утром она пойдет на розыски Бадаева. Вечером вернется к тебе, а ты уже проводи ее потом к нам. Договорились?

— Ну, а чего же, хорошо!

Вечером Кужель и Тамара Шестакова ушли. А под утро разведчик Давыденко Александр сообщил нам через водяной колодец, что днем (в это время Кужель находился у нас) какая-то немецкая воинская часть окружила вторую балку и выстрелила по провалу, недалеко от хаты Николайчука, после чего поспешно ушла из села, никого не тронув.

— Это они, наверное, завалили выход, где Мытников и Даня вели перестрелку, — высказал предположение Васин и распорядился: — Иван Францевич, пойдите туда с Мытниковым, посмотрите, что там такое.