Артём Драбкин - Самоходчики

Мы на подступах к Кенигсбергу форсировали Неман и почти сразу вступили в бой. Ох и бои там были! А форсирование как происходило? Машины на понтонах переправлялись отдельно от экипажей, не разрешалось, чтобы машина и экипаж находились на одном понтоне. А то, если прямое попадание, то гибли и машина и экипаж. А переправа эта страшно обстреливалась немецкими самолетами, да к тому же еще и бомбилась ими.

Экипаж при переправе весь вылезал из машины или механик-водитель все-таки оставался внутри?

Да где оставался, а где вылезал тоже. Я тогда был мехводом, так я не оставался внутри. Я просто загонял машину на понтон и все, а потом переходил на другой понтон к своему экипажу. А уже на другом берегу, шел к машине и занимал свое место.

Как складывались отношения с мирным населением Восточной Пруссии?

А мы с ними дела не имели. Может, пехота там с ними что-то делала, а мы все время в своих машинах сидели, не имея ни с кем контактов. Мы в населенных пунктах подолгу не задерживались: день-два — и вперед!

Какое отношение рядовых «самоходчиков» было к командованию полка?

Ничего, нормальное отношение было. Да и они к нам относились тоже по-отечески. Всегда заботились о нас: что заправка снарядами, что заправка дизтопливом — все своевременно. Питанием и другими видами снабжения полк обеспечен был у нас постоянно. И замполит нам не надоедал своими беседами о политике.

Во что был одет экипаж СУ-152?

Осенью у нас были бушлаты, а потом, вместо них, всему экипажу стали выдавать меховые безрукавки, мы их называли «шубки». Когда наступали холода, всем выдавали подшитые валенки. Ну и ватные штаны носили, чтобы не замерзнуть.

Летом же мы носили обычную летнюю форму. Сначала мы были обуты в ботинки, вокруг которых нужно было мотать много обмоток, а уже после Минска все получили кирзовые сапоги.

А когда еще под Сталинградом воевал, то сначала мы все были одеты в шинели, но потом вскоре нас переодели в бушлаты.

Что за бушлаты?

Да ватные куртки, короткие такие, стеганые. Мы их не снимали практически. Даже сушить если и приходилось, то все это на тебе и сохло.

Вши были?

Ох, и не говори даже! Этих вшей на каждом человеке было, наверное, тысячи. Мы ж мылись редко, белье тоже почти не менялось. Вот эти «шубки», о которых я говорил, и наше теплое белье до того много вшей собирали, что уже зудело все тело до невозможности.

Мы в Минске когда были, наш Лымарь принес откуда-то немецкий мешок военный, а в этом мешке чистое шелковое белье лежало. А на шелковом белье вши не держатся. Это белье мы на себя надели, а эти «шубки» меховые и белье, что на нас до этого было, отправили в костер. Так вши в огне аж стреляли, такой треск стоял.

Как Вы, члены экипажа, обращались к командиру экипажа? По званию или имени-отчеству?

Никакого имени-отчества! По ТПУ когда разговариваешь, там по должностям обычно называли друг друга: «замковый» или «командир».

Мы к своим командирам даже и вне боя так обращались. Я порой даже и не знал, как их звать по имени было.

Часто менялись командиры?

Не часто, но порой менялись.

Какие средства пожаротушения имелись на СУ-152?

Не знаю, мне не доводилось ее тушить. Но один огнетушитель всегда имелся, не помню, наверху он был или внутри.

Как сложилась Ваша судьба после Победы?

Я еще в Казанском танковом училище поучиться успел. Когда мы прибыли в училище, нас построили и заставили всех вытряхнуть содержимое свои вещмешков, смотрели, чтобы мы ничего такого с фронта не притащили, все забирали. И вот дело дошло до меня. Командир роты старший лейтенант Зайцев подходит ко мне: «Товарищ старшина, а что у Вас есть еще?». Я подумал, что скрывать глупо и говорю: «У меня есть пистолет» — «А где он у Вас?». Я ему показал, он взял его в руки и больше назад я его не получил. А после, когда у нас уже начались занятия, он, видимо взамен этого пистолета, принес мне в подарок хромовые сапоги. Там, неподалеку, кожевенный завод находился, и он пошел, взял там заготовки под сапоги, отдал в мастерскую при училище и мне сшили отличные хромовые сапоги. Я в этих сапогах домой пришел.

Как Вы оказались в Казанском танковом училище?

Когда нас вывели после боев, мы сдали свои машины на СПАМ, а нас — меня и еще одного — вызвали в штаб и говорят: «Глазунов, Вы имеете семилетнее образование. Мы Вас рекомендуем на учебу в танковое Казанское училище. Поедете?» Я говорю: «Не знаю». — «Поедете!». И нас отправили в Казань.

На кого Вы там учились?

На помпотеха. Там обучали на тяжелые танки ИС. Выпускаться оттуда мы должны были в звании «техник-лейтенант».

Но я не доучился в училище до конца: меня по состоянию здоровья комиссовали. У меня открылись раны, я пришел в санчасть, пожаловался и меня отправили домой. Все, хватит — кончилась война!

А сейчас меня каждый год в феврале приглашают в Волгоград на празднование победы в Сталинградской битве. Я каждый год ездил, встречался там со своими товарищами, которые еще живы были. А в этом году не поехал — погода не позволила и здоровье подвело. Да и один я уже остался, боевые товарищи мои все умерли.

Автор выражает глубокую признательность Негодаеву Павлу Владимировичу и Сахнову Федору Валентиновичу за помощь в организации и подготовке интервью.

Интервью и лит. обработка: С. Ковалев