Тимоти Листер - Двойной агент Сторм в Аль-Каиде и ЦРУ

Во мне бурлил адреналин. Мы столько говорили о джихаде, мы приветствовали братьев в Ираке. А теперь он стоял на пороге. Англия стала новой линией фронта в религиозной войне? Все казалось возможным.

Когда на следующий день мы отправились на мусульманскую свадьбу в Лондон, в воздухе было разлито такое напряжение, что его можно было резать ножом. Молодой белый мужчина на тротуаре увидел наш кортеж и поднял руки, словно на него наставили дуло пистолета. Я остановил машину и подозвал его. Увидев, что я белый, он, скорее всего, решил, что обрел союзника своей провокации.

Я плюнул в него, а он побежал к своей машине за монтировкой. Я выскочил, готовясь к драке, но остальные вернули меня на место. Этой свадьбе больше всего не хватало драки на лондонской улице.

В Лутоне произошла череда нападений на мусульман, досталось и Кариме. Обсудить общую угрозу на собрании общины встретились братья из враждовавших сект.

Омар Бакри Мохаммед увидел во взрывах 7/7 положительную сторону. Несколько дней спустя он созвал ближайших сторонников на встречу в Лейтоне, районе восточного Лондона. По его словам, ситуация изменилась. «Гарантия безопасности» — о ненападении британских джихадистов на цели в Британии — разорвана.

— Теперь, — заявил он нам, — джихад пришел в Великобританию. Вы можете делать, что хотите.

Возможно, он знал, что в безопасности. Большинство его приспешников были не готовы следовать по пути шахидов 7/7. Но не из-за отсутствия разрешения.

Если бы не старый датский товарищ и не потеря мобильника, я продолжал бы вечерами слушать напыщенные речи Омара Бакри, а днем обучать добровольцев в английских лесах и полях, пока не позвал джихад.

Наджиба — афганца, выучившегося в Дании на журналиста, — я встретил в 2000 году. Он знал о моем пребывании в Йемене и хотел сделать фильм о тамошних моджахедах. Я должен был свести его с нужными людьми.

Идея меня вдохновила, мне захотелось вернуться в подлинно мусульманскую страну, преданную Аллаху. Со своими тамошними друзьями я чувствовал больше общего, чем с радикальными идиотами в Великобритании. Подъем, испытанный мной сразу после лондонских взрывов, улетучился, и я забеспокоился, что после теракта МИ5 активизирует поиски и заявится снова, чтобы побольше разузнать о британских джихадистах.

Я даже начал натаскивать сына Усаму, которому было 4 года. Мы играли в игру вопросы и ответы.

— Кем ты хочешь стать?

— Я хочу стать моджахедом.

— Чем ты хочешь заниматься?

— Я хочу убивать кафиров.

Я говорил себе, раз белые дети в компьютерных играх убивают темнокожих людей в тюрбанах, я могу учить сына воздаянию. Снова ненависть.

Отношения с Каримой так и не наладились. В наш дом в Лутоне, не зная, что там Карима, приехала Синди. Я во второй раз увидел разъяренную Кариму, выкрикивавшую оскорбления, возмущенную не только и не столько тем, что та со мной спала, но и падением и вседозволенностью западных женщин.

Когда я сказал Кариме о своих планах вернуться в Йемен, она пожала плечами и отвернулась. Ничего не сказала, просто отстранилась. Она чувствовала себя брошенной, нежеланной.

Потому я не сильно удивился, когда в один прекрасный день запикал ее мобильник. Каримы не было.

«Встретимся в отеле. Я тебя люблю», — прочел я СМС.

Меня волновало не то, что она нашла другого. Мы давно друг друга разлюбили, сохраняли отношения скорее ради детей. Фактически она жила в доме, за который платил я, носила мою фамилию, позволявшую ей жить в Европе, и, не разводясь со мной по гражданским законам, по исламским законам искала себе другого мужа.

Вернулась домой она на нервах. Не видел ли я ее мобильный?

Я соврал. Он лежал у меня в кармане.

— Я хочу, чтобы ты пошел прогуляться, пока я его ищу.

Она с трудом сдерживалась.

Я набрал номер, с которого пришло СМС. Ответил мужчина. Потом я узнал, что это живущий в Лутоне палестинец, а его жена-марокканка — лучшая подруга Каримы. У него с Каримой была тайная исламская свадьба.

Я вернулся в дом и потребовал от нее объяснений.

— Я точно знаю, что ты творишь, — спокойно сказал я. — Я знаю, куда ты собираешься, и знаю все. Просто прошу тебя оставить мне детей.

Она злобно глянула на меня.

— Детей ты больше никогда не увидишь, — сказала она. — Никогда.

Схватив Усаму и Сару, она бросилась к входной двери. Я схватил ее, она развернулась и ударила меня в лицо. Она так рванула Усаму за капюшон, что едва его не задушила. Он заплакал.

— Усама останется со мной, — сказал я Кариме, когда тот сжался на полу.

Вскоре я с четырехлетним сыном ушел из дому, а на следующий день узнал, что меня разыскивает полиция. Карима заявила, что я его похитил. Мне показалось, что я скрываюсь от полиции за преступление, которого никогда не совершал.

Даже не попытавшись договориться, увидеться с Усамой и ничего мне не сказав, Карима улетела с Сарой в Марокко.

В конце концов, полиция нашла меня в Литоне, в доме друга. Его мать присматривала за Усамой в мое отсутствие. Когда я вернулся, ее глаза были красными и опухшими от слез.

— Они забрали Усаму, — всхлипнула она. — Сказали, что отвезут его в полицейский участок.

Я позвонил товарищам, и с десяток из них пришли в полицейский участок. В нем стало тесно от множества бород и широких одеяний.

Я был вне себя от ярости.

— Где мой сын? — громко потребовал я. — Верните мне сына.

Усаму уже передали в отдел социального обеспечения, меня отправили в соседнее здание, а остальная необычная делегация осталась ждать в полицейском участке.

Из безликого полицейского участка я вышел в тысячу оттенков серого. В разгар британской зимы Лутон не восхищал. Я постучал, и женщина вынесла Усаму.

К моему облегчению, он не сказал: «Убей Буша и кафира!», «Моджахеды победят!». Тогда я потерял бы его прямо там. Вместо этого он побежал ко мне и крепко обнял за шею.

— Почему вы его забрали? — спросил я женщину.

— Нам сказали, что вы его похитили, — ответила она.

— Где его мама? — спросил я.

— Нам неизвестно.

— Вот именно, — ответил я, не в силах скрыть торжества. — Это потому, что она в Марокко, с моей дочерью. Я должен сообщить, что она ее похитила.

Крепко держа сына за руку, я вышел из здания во главе группы бородатых рассерженных салафитов, пришедших вызволить мальчика Усаму из социальных служб Бедфордшира.

Моросящий дождь, казалось, проникал до самых костей, пропитывая одежду насквозь.

В арабском мире популярен анекдот. Вариации разные, но суть одна. Творец спустя тысячу лет возвращается проведать свое детище. Вначале глядит на Египет. Дивится: «О, промышленность, города, красивые дома — никогда бы не узнал». Смотрит на Сирию и говорит: «Архитектурное великолепие, передовой общественный строй!» Потом бросает взгляд на юг и видит нечто знакомое: «О, Йемен не изменился».