Антонина Пикуль - Валентин Пикуль

С большой любовью и теплотой написаны женские портреты, будь то хранительница домашнего очага, жена известного скульптора-анималиста Клодта («Наша милая, милая Уленька»), или основательница научной гинекологии в России Смарагда Голицына («Славное имя — берегиня»).

Женщина-мать! От неё во многом зависит благополучие в семье, в самой маленькой, но едва ли не самой главной ячейки общества. Иногда совсем неожиданные строчки пикулевских миниатюр будоражили читательские эмоции, заставляя поразмыслить над весьма серьёзной проблемой нашего времени — о браке и семье, а тем самым над судьбой каждого из нас.

Перекидывая мостик из прошлого в настоящее, писатель подчёркивает, что женщина достойна того, чтобы стоять выше мужчин.

У древних славян было глубочайшее почитание женщины, которую называли прекрасным словом — берегиня. Это многозначное слово вмещало в себя разные понятия: хозяйки, супруги и дипломата в семье, который разрешает сложные житейские конфликты.

Тема непреходящих человеческих ценностей с особой силой звучит в миниатюре о Венере Милосской («Что держала в руке Венера»). Отрытая из земли, обезображенная грабителями, Венера Милоссская и в наше время предстаёт перед нами как символ бессмертной красоты.

Своих героев Валентин «знал в лицо» и писал о них, имея перед собой портрет героя и исчерпывающую информацию, начиная с рождения и до смерти.

Быстрая река времени размывает берега прошлого. Прошлое быстро уходит, и надо сохранить для потомков имена и деяния героев истории, чтобы мы по-новому могли взглянуть на дела и нынешние времена.

В последний период жизни миниатюры заняли в творчестве писателя самое почётное место. Уже после ухода писателя я подготовила к печати третий том исторических миниатюр, оставленных незавершёнными или в черновом варианте.

Сама не знаю, почему так получилось, но последний год жизни Валентина зафиксирован мною в дневнике особенно подробно.

Приведу фрагменты записей, сделанных в феврале 1990 года:

«1 февраля написал небольшую миниатюру “Ярославские страдания”, в которой с большой любовью и мягким юмором описывает провинциальный Ярославль середины девятнадцатого века и рассказывает о судьбе отставного поручика Семёна Самойлова. Просил меня принести из библиотеки старинный путеводитель по Ярославлю.

2—3 февраля работал над миниатюрой “Мангазея — златокипящая”. Накануне подбирала литературу по списку. 2 февраля перед ночной “вахтой” Валентин Саввич рассказывал о быте мангазейцев. Мне никак не верилось, что в такие далёкие времена на любимом Пикуле Севере так прекрасно жили люди и имели крупные достижения в технике».

Ночная «почта» принесла такие вести:

«03.15. Дочка! Закончил отбой о том, как жили в Манга-зее. Ещё писать три отбоя: — Вражда воевод;

— Пожар и явление гроба с Васей;

— Оставление Мангазеи. Эпилог.

— Когда-то я тебе в библиотеку отдал труды С. В. Бахрушина. Мне нужен третий том, принеси, там легенда о Василии Мангазейском. Прочти “Летопись Севера” — на столе и посмотри схему морского пути в Мангазею. Больше писать сегодня не буду. Может быть, побреюсь…

04.00. Побрился.

05.55. Попробую уснуть…»

Из библиотеки принесла Бахрушина и ещё две книги. Миниатюра не закончена, вернее не получилась, как задумывал её автор. Требуется доработка.

«4–6 февраля Валентин работает над миниатюрой “Вологодский полтергейст”, которая явилась откликом на передачу о “барабашках”. Он вспомнил, что в прошлые времена тоже бывали подобные случаи. Долго расспрашивал меня о Вологде, какие храмы сохранились, как выглядит центральная часть города и окраины. Потом рассматривал старинный путеводитель, стараясь определить то место, где происходили события. Просил выяснить — как точно называется место — Фрязино или Фрязиново.

7—9 февраля — “Русский аббат в Париже”. Миниатюра шла тяжело, хотя материал весь знаком. За одну ночь не мог осилить.

8—9 февраля. На столе лежала записка: “Сегодня писал и не мог остановиться, как будто кто-то подгонял…”

04.05 закончил. Травлю пар. Завариваю чай. Вымыл газовую плиту. Похвали!

Впоследствии название миниатюры было изменено. Она печаталась в собрании сочинений под названием “Как трава в поле…”

10—11 февраля — писал миниатюру об Александре Ивановиче Лужкове — почётном члене Императорской академии наук, в прошлом — библиотекаре и хранителе резных камней в Эрмитаже в царствование Екатерины Великой. Долго искал название миниатюре и, наконец, нашёл удачный заголовок: “Бесплатный могильщик”. Доволен. Миниатюра получилась — так оценил написанное автор.

12—14 февраля работает над миниатюрой о Якове Карловиче Гроте, филологе, академике Петровской академии наук, заслуги и труды которого Пикуль высоко ценил. Утром на моём столе лежал портрет Грота с его стихами:

14—15 февраля писал “Сандуновские бани”. Симпатизирует героям: Елизавете Семёновне Сандуновой, талантливой русской певице и её мужу артисту Силе Николаевичу Сандунову.

Трудно давалось начало миниатюры, которое бы отражало сущность сделанного Сандуновыми, но не нашёл и начал так: “Наверное, и не следовало бы именно так называть миниатюру, но дело в том, что Сандуновские бани в Москве всем известны, а вот о супругах Сандуновых мы позабыли… Жаль!”»

15—17 февраля снова изучает династию Демидовых. Материал ему известен, но, чтобы миниатюра получилась — нужны какие-то мельчайшие детали… Пикуль попросил посмотреть «Русский архив», воспоминания Сви-ньина, Шубинского, Карновича.

Многие строчки посвящены основателю Демидовских премий Павлу Николаевичу Демидову, который обязался при жизни своей и четверть века посмертно жертвовать на премии по пять тысяч рублей за труды по науке, технике, литературе, искусству, «учёным или путешественникам, кои обогатили своими трудами кладезь народной мудрости».

Утром на столе лежала записка:

«07.05. Миниатюру (“Демидовы”) закончил на последнем издыхании… Всего 13 стр., но, кажется, получилась. Прочти!

Завтра берусь за Прокофия Акинфиевича…»

18—23 февраля написал вчерне «Цыц и перецыц». При работе над миниатюрой чувствовал усталость и некомфорт-ность. Может быть, и образ Прокофия Акинфиевича Демидова, созданный им, воспринимается как порождение в какой-то мере его частью фантазии, как знать. При чтении миниатюры я выразила своё сомнение, о чём я и сказала Валентину. Он тоже не уверен, что миниатюра получилась такой, какой он хотел её видеть. «Буду дорабатывать, — сказал он, — у меня предчувствие, что материал меня уводит куда-то в сторону…»