Антонина Пикуль - Валентин Пикуль

Ответ его впечатался в память, и я его записала:

«Когда дрожат все струны души писателя, тогда в ответ будут дрожать все струны души читателя».

«Налей-ка чайку и садись», — такими словами всегда приглашал меня к разговору Валентин.

Он садился удобнее, расслаблялся, делал несколько смачных глотков, закуривал и после небольшого раздумья начинал беседу. Такой неторопливый ритуал накладывал отпечаток на его речь: все слова Пикуля были как бы сдобрены ароматным удовольствием от чаепития.

Любовь Валентина Саввича к чаю не имела границ — без чая он не мог прожить и четверть дня. Ни один напиток он не употреблял так часто и в таком количестве.

На мои недоуменные вопросы, почему он мало кушает и так много принимает жидкости, отвечал поговоркой:

— Чаю не попьёшь — откуда силы возьмешь. Нет, совсем не случайно чай, открытый несколько столетий назад и завезённый в Россию в качестве подарка царю Михаилу Фёдоровичу, так быстро покорил Русь.

Пикуль любил колдовать у плиты, и даже постороннему глазу было видно, что процесс заварки чая не только доставлял ему наслаждение, но и окрылял, давая зарядку на предстоящую работу. Если впереди вырисовывалась трудная тема, он чаще обычного заваривал «первач» и приступал к осуществлению своей цели.

Валентин имел свой, проверенный, только ему известный (им изобретённый) способ заварки чая. Впервые попавший в наш дом человек удивлялся кухонному «миниреактору», работающему в непрерывном режиме и почти круглосуточно извергающему пар и аромат. На медленном огне газовой плиты стоял кофейник с кипятком, на нём, как на постаменте, возвышался литровый чайник с заваркой. Таким образом, в любое время дня и ночи в наличии был готовый чай. Два-три раза в сутки Пикуль производил «перезаправку котла с ядерным горючим», дабы чай имел кондиционную крепость.

Чтобы был понятен вкус Валентина Саввича, скажу образно: через стакан приготовленного им чая очень удобно было бы смотреть солнечное затмение. Пил свой чифирь, или «первач», как любил называть его писатель, всегда без сахара, без всяких варений, сливок и тому подобного. Бывало, случайно отглотнет из моей чашки и скажет, почти поморщившись:

— Как можно пить такой сладкий чай — невозможно почувствовать ни вкуса, ни аромата…

Долгое время хозяин агрегата работал на нём только сам, но потом, убедившись, что я точно соблюдаю весь «технологический процесс заварки», стал не только доверять, но и просить меня приготовить чай. И был очень благодарен, когда, проснувшись, видел «первач» на огне.

В нашей домашней почте чай — одно из распространённых действующих лиц. Валентин Саввич просит: завари, включи, купи, погаси и так далее.

Вспоминаю самое первое совместное чаепитие в моем кабинете (в библиотеке Дома офицеров) при знакомстве с писателем.

Наливаю кипяток из самовара и добавляю немного крепкой заварки из маленького заварного чайничка.

— Извините, я такой «перепуганный» (то есть — бледный. — А. П.) не пью. Мне, — просит он, — только из этого чайничка.

Я была смущена, ибо приготовленной мною заварки не хватило даже на одну чашку…

Как настоящий гурман и титестер, Пикуль по вкусу мог легко определить сорт предложенного чая. Особенно ему нравился индийский (крупнолистовой), достававшийся Валентину Саввичу заботами контр-адмирала Е. Г. Малькова. О своей слабости к чаю Пикуль однажды сказал в одном из интервью и затем сожалел: он чувствовал себя неудобно, получая от читателей посылки с красивыми коробками чая. В таких случаях он отрывался от работы и садился готовить ответные подарки — подписывал свои книги.

Любовь к чаю, как мне думается, усилила влечение Пикуля к творчеству талантливого и самобытного художника Бориса Кустодиева с его великолепными полотнами: «Купчиха за чаем», «Московский трактир», «Ярмарка», «Чаепитие», где по-русски размашисто, красиво и неповторимо воспроизведены обычаи и традиции совсем недавней отечественной истории.

Чай, чай, чай… Чтобы рассказ о роли чая в жизни Пикуля был полным, надо остановиться еще на одном сюжете.

В самом начале нашей совместной жизни у Валентина Саввича болели почки — камешки, засевшие в них, давали о себе знать. Рекомендация врачей гласила: «Или операция, или… идите к бабкам».

В те времена на рынке благородные старушки — искусные целительницы многих человеческих недугов — продавали различные травки. Мы с Валентином долго блуждали из-за собственной нерешительности, пока не подошли к одной из них, красивой в своей старости, носившей простое русское имя Маня. Перед ней, как в гомеопатической аптеке, были разложены травки. Каждая в отдельном чистеньком хлопчатобумажном мешочке с надписью о том, когда и где собрана. А уж от какой болезни и как употреблять — это она знала наизусть.

И когда «Манин чай» заставлял отступить очередную надвинувшуюся боль, Валентин Саввич удовлетворённо, но иносказательно говорил:

— До чего же всё-таки великая вещь — передаваемая из поколения в поколение человеческая мудрость. Вот она-то и есть история, без которой дело — труба…

Не одну историческую миниатюру посвятил Пикуль соратникам Гиппократа.

Собирал он библиографию и по истории развития чайного дела в России. Однажды в одной из бесед за чашкой чая Валентин показал мне портрет.

— Ты знаешь этого человека?

Я не знала.

Судя по тому, как свободно и много Валентин о нём рассказывал, приводя документы его биографии, я поняла, что этот человек и его судьба близки и интересны писателю.

— Я чрезвычайно люблю и высоко ценю его и как человека, и как учёного, — сказал в заключение Валентин Саввич. — Он внёс неоценимый вклад в развитие, усовершенствование и культивацию чайного куста в нашей стране. Имя этого замечательного геоботаника — Андрей Николаевич Краснов.

И Пикуль дал мне поручение — найти последние материалы о производстве и потреблении чая в нашей стране. Несмотря на все мои старания, сделать я этого не смогла: советская статистика тех времён приводила только те позиции, по которым мы были в лидерах. Цемент — это да! А что чай?

Беглый взгляд на полки магазинов убеждал: чай не цемент и здесь нам хвастаться нечем, а следовательно, как было принято, лучше промолчать.

Воистину: чтобы сказать правду — её надо сказать, а чтобы соврать — иногда достаточно промолчать.

Но, видимо, не только поэтому не состоялась задуманная Пикулем миниатюра. А жаль… Уверена, что это была бы прекрасная ода в честь чая.

В день рождения Валентина, возвращаясь с работы, я зашла на почту. Среди полученной корреспонденции было и письмо из писательского союза.