Клод-Франсуа де Меневаль - Наполеон. Годы величия

Французы высадились, как и планировалось, под Александрией, сражались и одержали победу во время великого сражения вблизи пирамид 21 июля 1798 года, захватили Каир и оккупировали весь Египет, который в то время был провинцией Турецкой империи. Но адмирал Нельсон обнаружил французскую эскадру в Абукире, в устье Нила, напал на нее и уничтожил полностью, тем самым обрекая на провал французские мечты о колонизации Египта. Вследствие этого Бонапарт решил двинуть свою армию на восток и атаковать турок в самом сердце их империи. Он дошел до самой крепости Акр, но попытка овладеть этой крепостью завершилась неудачей. Потеряв три тысячи человек, французская армия, к тому же ослабленная вспышкой чумы, повернула обратно в Египет. Наполеон прибыл в Александрию именно в тот момент, когда рядом в Абукире высадилась турецкая армия. Наполеон напал на турок и нанес им сокрушительное поражение. Передав верховное командование армией генералу Клеберу, Наполеон на двух фрегатах вместе с ближайшими друзьями отбыл обратно во Францию, куда он благополучно прибыл 9 апреля 1799 года.

В отсутствие Бонапарта Франция переживала трудные времена. Антифранцузская коалиция, усиленная русской армией, чуть было не достигла успеха в попытке вторгнуться на территорию страны, но генерал Массена смог противостоять натиску Суворова и Корсакова, заставив русских поспешно отступить. Страна оказалась в ужасном финансовом положении, и ее директора, полностью потерявшие доверие в глазах своего народа, понимали, что близок конец их обанкротившегося правления. Когда 16 октября 1799 года Бонапарт прибыл в Париж, все почувствовали, что прибыл спаситель Франции.

Вопрос состоял не в том, будет ли он действовать и брать власть в свои руки, а в том, когда и как он это сделает.

Шарль-Отто Зиесенисс

Вице-президент, Наполеоновский фонд, Париж

За несколько дней до 18 брюмера Евгений Богарне распорядился, чтобы я сделал все необходимые приготовления для завтрака, на который он в этот день хотел пригласить своих друзей-военных.

Когда завтрак закончился, Евгений отправился на службу к генералу Бонапарту, чьим адъютантом он был, а его друзья отбыли в различные военные подразделения, к которым они принадлежали.

Я покинул дом немедленно вслед за ними; ибо из-за отдельных слов, произнесенных в кабинете моего молодого хозяина, у меня возникло подозрение, что должно случиться что-то очень важное и интересное. Г-н Евгений назначил свидание своим товарищам у моста Турнан; я тоже направился к этому месту, где обнаружил большое число собравшихся там офицеров в мундирах и на лошадях, готовых эскортировать генерала Бонапарта в Сен-Клу.

Генерал Бонапарт попросил командиров всех подразделений армии дать завтрак для своих офицеров, что они и сделали, подобно моему молодому хозяину.

Я был в Сен-Клу в течение двух дней, 18 и 19 брюмера (9 и 10 ноября). Я видел генерала Бонапарта, беседующего с солдатами и читающего им декрет о его назначении главнокомандующим всех войск в Париже и всей семнадцатой военной дивизии. Я видел, как он в сильном возбуждении выходил на улицу после встречи с представителями Совета старейшин, а потом после беседы с представителями Совета пятисот. Я видел Люсьена Бонапарта, брата Наполеона, выходящего из зала, в котором заседал Совет пятисот. Люсьен Бонапарт выходил в сопровождении нескольких гренадеров, специально посланных к нему, чтобы защитить его от ярости его же коллег по Совету пятисот. С побледневшим лицом, разъяренный до предела, он стремительно вскочил на коня и галопом помчался в расположение войск, чтобы выступить перед солдатами. Когда он кончиком шпаги коснулся груди своего брата, воскликнув, что он будет первым, кто убьет Бонапарта, если тот посмеет посягнуть на свободу, то со всех сторон прогремел шквал криков: «Да здравствует Бонапарт! Долой законников!» — и солдаты, ведомые генералом Мюратом, ворвались в зал заседаний Совета пятисот.

Генерал, теперь уже первый консул, расположился в Люксембургском дворце, хотя в это же время он также часто бывал в Мальмезоне. Но ему и Жозефине приходилось разрываться между двумя резиденциями, ибо их поездки в Париж были очень частыми не только из-за государственных дел, требовавших чуть ли не постоянного присутствия первого консула, но и из-за увлечения генерала Бонапарта театром и итальянской оперой.

Я провел месяц очень приятной жизни в услужении у Евгения, когда Лефевр, его камердинер, которого он оставил больным в Каире, вернулся с восстановившимся здоровьем и попросился на свое прежнее место службы. Евгений предложил ему пойти в услужение к его матери, пояснив, что на новом месте у него будет более легкая работа, но Лефевр, который был чрезвычайно привязан к своему молодому хозяину, обратился к госпоже Бонапарт и откровенно поведал ей, что он очень огорчен подобным решением.

Жозефина утешила его, заверив, что предложит своему сыну, чтобы Лефевр вернулся на свое прежнее место работы, а меня возьмет к себе. Как она пообещала, так все и было сделано: в одно прекрасное утро Евгений объявил мне, причем в очень лестной для меня форме, об изменении места моей службы.

Можно не сомневаться, что я тут же поспешил, не теряя ни минуты, представиться госпоже Бонапарт. Зная, что она находится в Мальмезоне, я сразу же поехал туда. Она приняла меня с такой теплотой, что чувство благодарности буквально переполнило меня. Тогда я еще не знал, что она демонстрировала подобную любезность ко всем людям — это было в ее характере. Вообще же обворожительность и изящество были неотделимы от нее. Обязанности, возложенные на меня, были очень простыми. У меня оставалось много свободного времени, и я часто посещал Париж. Жизнь, которую я вел в то время, очень нравилась мне. Я не мог предвидеть, что скоро окажусь в состоянии полнейшего рабства.

Мальмезон в тот период, о котором я рассказываю, был приятным местом, и все, кто приезжал туда, выражали чувство искреннего удовлетворения по поводу положения дел во дворце; повсюду я слышал одни лишь слова благодарности и пожелания благополучия и счастья в адрес первого консула и госпожи Бонапарт. В Мальмезоне не было даже тени того строгого этикета, следовать которому позднее было так необходимо в Сен-Клу, в Тюильри и во всех дворцах, в которых император держал свой двор. Консульский двор тогда еще отличался простой элегантностью, равно отдаленный от республиканской грубости и от роскошного образа жизни периода империи.

В то время г-н Талейран очень часто навещал Мальмезон. Иногда он обедал там, но обычно прибывал в Мальмезон вечером между восемью и девятью часами, а уезжал в час, два, а иногда и в три утра. Госпожа Бонапарт принимала всех на основе полного равенства, что было весьма приятно. Во дворец безо всяких церемоний приезжали Мюрат, Дюрок, Бертье и все те, кто впоследствии занял самое высокое положение, а некоторые стали даже монархами.