Эдвард О’Мира - Голос с острова Святой Елены

По поручению сэра Хадсона Лоу передал его сообщение графу Лас-Казу. Граф мне ответил: «Если бы губернатор сообщил, что он не хочет, чтобы мой слуга оставался со мной, или что он был бы рад, если бы я уволил этого слугу, и при этом он даёт мне две недели на поиски другого слуги, то я бы немедленно простился со своим слугой и, более чем вероятно, попросил губернатора прислать мне другого; но так как он не сказал мне ни слова, я не приму нового слугу по его указанию. Он обращается со мной так, как вел бы себя капрал. Адмирал, даже если бы я был для него неприятен, никогда бы не отобрал у меня слугу из чувства мщения».

17 ноября. Рацион для Лонгвуда по приказу сэра Хадсона Лоу уменьшен на два фунта мяса ежедневно в связи с отбытием слуги, который получал лишь один фунт. Количество бутылок вина также уменьшилось на одну.

Возчики, которые доставляют в Лонгвуд провизию, рассказывают, что грязное бельё всего персонала Лонгвуда, когда его привозят в город, часто подвергается тщательному осмотру сэром Томасом Ридом. Графиня Бертран отправила в город сундук со своим грязным бельём и несколько романов, которые она одолжила у мисс Чесборо до того, как сэр Хадсон Лоу прибыл на остров. Книги были положены на бельё и сундук был вскрыт. Сэр Томас Рид заявил, что это факт явился нарушением официальных правил поведения французов на острове, и поэтому мисс Чесборо следует выслать с острова. Затем он тщательно осмотрел бельё графини, сделав ряд замечаний, недопустимых с точки зрения такта и уважения к прекрасной половине человечества.

Рассказал императору о том, что мне сообщили, что он спас жизнь маршала Дюрока во время первой кампании в Италии, когда Дюрока схватили и приговорили к смертной казни как эмигранта; что, как утверждалось, и стало причиной большой преданности Дюрока к императору вплоть до часа его смерти. Наполеон удивлённо спросил: «Ничего подобного, кто рассказал вам эту сказку?» Я ответил, что слышал сам, как об этом не раз говорил маркиз Моншеню на званом обеде. «В этой истории нет ни одного слова правды, — заявил Наполеон. — Я забрал Дюрока из артиллерийского обоза, когда он был ещё мальчиком, и покровительствовал ему до самой его смерти. Но я предполагаю, что Моншеню рассказал об этом потому, что Дюрок происходил из старого аристократического рода, что в глазах этого болвана является единственным источником заслуги. Он презирает всякого, чей аристократический род не насчитывает более ста лет, как его собственный. Это из-за таких, как Моншеню, и возникла главная причина революции. До неё такой человек, как Бертран, который стоит целой армии из одних Моншеню, не мог стать даже лейтенантом в то время, как старики, впавшие в детство, подобные Моншеню, ходили в генералах. Боже, помоги стране, которой правят люди такие, как Моншеню. В моё время большинство генералов, чьими подвигами так гордится Франция, были выходцами из класса плебеев, столь презираемых Моншеню».

22 ноября. Сэр Хадсон Лоу прислал в Лонгвуд указания о новом снижении норм рациона на мясо и вино.

В городе встретился с бароном Штюрмером, с которым немного побеседовал. Ему очень хотелось повидаться с Наполеоном. Барон Штюрмер сообщил мне, что сэр Хадсон Лоу, дав полномочным представителям разрешение заходить за внутренние ворота Лонгвуда, потребовал от них, чтобы они поручились, что не будут разговаривать с Наполеоном, не получив предварительно согласия на это от него (губернатора).

23 ноября. С мыса Доброй Надежды прибыл сэр Пултни Малькольм. Наполеону очень хотелось получить от него свежие газеты. Я пытался добыть несколько экземпляров, но мне сообщили, что губернатор забрал себе все без исключения газеты.

25 ноября. Возвращаясь из города в Лонгвуд, встретил сэра Хадсона Лоу, разъезжавшего вверх и вниз по дороге. Когда я подошёл к его превосходительству, он торжествующе заявил: «Вы можете встретить вашего друга Лас-Каза, взятого под стражу». По прошествии нескольких минут я встретил графа Лас-Каза, направляющегося под охраной Причарда, губернаторского адъютанта, в коттедж «Ворота Хата». События развивались следующим образом: около трёх часов дня сэр Хадсон Лоу, в сопровождении сэра Томаса Рида, майора Горрекера и трёх драгун, приехал в Лонгвуд. Вскоре за ними в Лонгвуд последовали капитан Блэкни и глава местной полиции. Сэр Хадсон и майор Горрекер отъехали немного влево, в то время как остальные проследовали в комнату капитана Попплтона, сначала приказав команде солдат из охраны следовать за ними к дому. Сэр Томас приказал капитану Попплтону послать за графом Лас-Казом, который был у Наполеона. После того как они немного подождали, от Наполеона вышел Лас-Каз, и когда он направлялся в свою комнату, то был арестован Ридом и главой полиции, забравшими при этом одежду и личные вещи графа. Бумаги графа были запечатаны в конверт сыном Лас-Каза, который после этого под охраной проследовал в коттедж «Ворота Хата», где остался со своим отцом под охраной офицера 66-го полка, не допускавшего к ним никого, за исключением губернатора и членов губернаторского штаба. Как выяснилось, граф передал письмо, написанное на куске шёлка, Скотту, своему слуге, который с этим письмом должен был отправиться в Англию. Скотт сообщил о письме своему отцу, который и привёл его к г-ну Баркеру и от него к губернатору, который и отправил его в тюрьму, предварительно ознакомившись с письмом.

Вечером был у Наполеона, который, как оказалось, был в полном неведении относительно намерений Лас-Каза. «Я уверен, — заявил Наполеон, — что ничего существенного в письме не было, ибо Лас-Каз — честный человек и слишком предан мне, чтобы предпринять что-либо важное, не поставив меня в известность о своих планах. Вы можете положиться на то, что это письмо предназначалось для «Миледи» с жалобами на поведение губернатора и на его придирки к нам, или для его банкира, так как он располагает четырьмя или пятью тысячами фунтов в одном из лондонских банков. Эти деньги лежали в банке для моих нужд, и Лас-Каз не хотел, чтобы его письмо проходило через руки губернатора, так как никто из нас ему не доверяет.

Если бы Лас-Каз ознакомил меня со своим планом пересылки письма, то я бы остановил его; не потому, что я не одобряю его попытку предать гласности наше положение на острове, совсем наоборот; но я не одобряю метод, с помощью которого он пытался сделать это. Для меня совершенно непостижимо, как такой способный человек, как Лас-Каз, мог сделать послом раба, который не может ни читать, ни писать, направив его в качестве своего посланца в шестимесячную поездку в Англию, где он никогда не был, никого не знает, и которому, в любом случае, не разрешили бы покинуть остров. Я могу только объяснить это предположением, что тяготы обрушившихся на нас бедствий вкупе с печальной ситуацией, сложившейся с его сыном, приговорённым к смерти от неизлечимой болезни, отрицательно подействовали на его здравый смысл. Обо всей этой истории мне хотелось бы знать заранее. Я сожалею, что всё так случилось, ибо люди станут обвинять меня в том, что я был причастен к плану Лас-Каза, и будут весьма низкого мнения о моём разуме, предположив, что я дал согласие на такой легкомысленный заговор.