Кристиан Диор - Я – Кутюрье. Кристиан Диор и Я

Сергей Дягилев, Нью-Йорк, 1916

Вацлав Нижинский в балете «Синий бог», Париж, 1912

Повсюду торжествовал стиль Ириба. Все разговоры – только о Нижинском [199] Нижинский, Вацлав Фомич (1889–1950) – русский танцовщик и хореограф, новатор танца. С 1913 года – в эмиграции. Один из ведущих участников Русского балета Дягилева. Хореограф балетов «Весна священная», «Послеполуденный отдых фавна», «Игры», «Тиль Уленшпигель». , о персидском бале у маркизы де Шабрийан, о юбках-брюках и платьях, зауженных книзу, о танго. Стиль Людовика XVI отступил или умер, задушенный подушками Шахерезады.

1914 год заявил о себе знаменитым солнечным затмением и зловещим скандалом: на смену мадам Стенель [200] Стенель, Маргерит (1869–1954) – французская куртизанка и авантюристка, известная, среди прочего, связью с президентом Франции Феликсом Фором. В 1908–1909 годах обвинялась в убийстве мужа и мачехи, была заточена в тюрьму Сен-Лазар, после шумного процесса оправдана. пришла мадам Кайо [201] Кайо, Генриетта – жена министра финансов Франции Жозефа Кайо (1863–1944), 2 марта 1914 года застрелила главного редактора Figaro Гастона Кальметта. . Банда Бонно [202] Бонно, Жюль Жозеф (1876–1912) – французский анархист, лидер группы, известной в прессе как «Банда Бонно», совершившей за 1911–1912 годы множество громких ограблений и убийств. За его особый вкус и дорогую одежду товарищи дали ему прозвище «буржуй». Был пойман с большим трудом, а его смерть привлекла широкое внимание общественности. , разъезжавшая на красном автомобиле, стала предвестником популярности гангстеров. Я начал тайком читать выпуски про Фантомаса и Арсена Лишена [203] Главный герой романов и новелл Мориса Леблана, «джентльмен-грабитель». . Поскольку я был хорошим, примерным учеником в школе Жерсона [204] Жерсон, Жан (1363–1429) – виднейший теолог своего времени, доктор теологии (с 1392 года), канцлер Парижского университета (с 1395 года), реформатор системы образования. Его мысли о судьбе культуры, о воспитании, просвещении, учености, о роли и значении преподавателя вошли в золотой фонд западной цивилизации. , я никогда не получал ни дополнительных заданий к уроку, ни вызовов в школу родителей, несмотря на негодование некоторых учителей из-за моей привычки покрывать учебники повторяющимися изображениями женской ножки в туфле на высоком каблуке.

Мобилизация застала нас в Гранвиле, на каникулах. Вначале наша «фрейлин» отказалась уезжать, потому что, как и все, верила, что катастрофа невозможна. Когда все же разразилась война, она, жившая жизнью нашей семьи, заявила – к нашему удивлению и ужасу, – что готова, если надо, отшлепать французских солдат! Очень скоро начали появляться беженцы, увы, и другие, не столь ужасные, признаки войны. Но война была от нас далеко, да и мы еще были слишком малы, поэтому эти годы стали для нас временем необузданного темперамента и озорства, временем безграничной свободы. За нами наблюдали наставники, которые сами были в той или иной степени мечтателями.

В это время дамы были заняты щипкой корпии [205] Корпия – раздерганная льняная ветошь, мягкая как вата, употреблялась для перевязки ран. , госпиталями, письмами с фронта и организацией развлекательных мероприятий для раненых, им было не до нас. Из Парижа пришел журнал мод, в котором объявлялось, что парижанки носят короткие юбки и «сапоги авиаторов» с черными, клетчатыми или красновато-коричневыми голенищами, зашнурованными до колена. Они были потрясены, и осуждение было единогласным. Тем не менее в тот же день с вечерней почтой каждая поспешила заказать сапоги и короткие юбки в Париже. Такова была неосознанная фривольность эпохи, как в XVIII веке закрывались кружевами от войны и великого конфликта, унесшего с собой без возврата прежний мир. Немного позже, когда на сцену вышла «Большая Берта» [206] Дальнобойная немецкая пушка, прозванная «Большая Берта». – Прим пер . и стреляла по Парижу, все старались запомнить первые акты «Типперери» [207] «Долог путь до Типперери» – маршевая песня ирландских батальонов британской армии. или песни Молодежной христианской организации Y.M.C.A. В Вердене свирепствовал ад, а тыл наслаждался ритмами тустепа, уанстепа и фокстрота. Но все это было лишь видимостью, веселье – своеобразный род отваги, чтобы переносить самое тяжкое испытание, которое когда-либо приходилось выдерживать мужчинам и женщинам.

Я поменял множество мест жительства и школ, что было вызвано военными событиями. Перейду сразу к 1919 году и к нашей парижской квартире, где мы жили дольше всего.

Это было неподалеку от авеню Анри-Мартен. В квартире царил еще один XVIII век, его мы сочли за подлинный, но на самом деле мебель была сделана в начале XX века.

Послевоенные годы. Совсем другая эпоха, казалось, что жизнь начинается вместе с нею. Так же думали пятнадцатилетние подростки и очень хорошо ей соответствовали. Считалось, что я готовился к экзамену на курсах Танненберга, но я уже приобрел новых приятелей, увлеченных музыкой, литературой, живописью, всеми проявлениями нового искусства.

Мы спешили повсюду, чтобы не пропустить вернисаж, импровизированную вечеринку, пользуясь уникальной привилегией: у нас был тот же сумасшедший возраст, что и у самого века. Время танцев до упаду, бессонных ночей и негритянской музыки, пробуждения без помятого лица, пьянок без тошноты, легких любовных увлечений, серьезной дружбы и, главное, абсолютной свободы. Мы были всегда «свободны», как теперь всегда «заняты». С девизом «свобода» мы бегали по Парижу, изобретательному, космополитичному, интеллигентному, щедрому на невообразимые новшества.

Я часто бывал у торговцев картин на улице Ла Боэси и вскоре начал посещать галереи на Левом берегу, такие как малюсенькая лавочка Жанны Бюше [208] Бюше, Жанна (1872–1946) – французская галеристка. В 1925 году открыла художественную галерею на улице Шерш-Миди, где экспонировались многие представители французского и мирового авангарда, начиная с Пикассо и кубистов. Галерея также является издательским центром, где с 1926 года до нынешних дней выпускаются каталоги выставок, редкие книги и художественные издания. , строгой и симпатичной жрицы художников – примитивистов и кубистов. Современное искусство все еще имело привкус черной мессы. Впрочем, черный цвет был в чести. Цвет войны, цвет траура и затемнения вкупе с кубистской строгостью освободил квартиры от нефритовых с золотом подушек, от фиолетовых и оранжевых абажуров – короче, от безумной смеси восточных красок, временных победителей белого цвета Людовика XVI образца 1910 года.