Игорь Ефимов - Связь времён. В Новом Свете

Героическая читательница — редактор по профессии — в течение месяца вырезала из своего напряжённого графика необходимые часы и сканировала рассыпавшиеся страницы, посылая мне главу за главой на вычитку. В конце концов у нас получился полный электронный текст, который Алексей Митаев вскоре разместил в «Библиотеке Мошкова».

NB: Чем больше недостатков продемонстрирует в длинной совместной жизни один из супругов, тем легче другому будет считать себя ангелом долготерпения.

В том же году, в октябре, случилась история, о которой почему-то хочется рассказать в третьем лице.

Деревья в эту осень желтели как-то неохотно. И так же неохотно заспанные школьники залезали в свои жёлтые автобусы, и его автомобиль послушно ждал, пока двери закроются, красные запретные огни погаснут и автобус двинется дальше.

Он приехал на своё любимое озеро, когда ещё не было девяти. Пусто, пасмурно, безветренно. Довольно холодно. Конечно, ни души. Расставил складное кресло, наживил крючки, забросил удочки. За его спиной располагался просторный огороженный луг, на котором паслась семья: рыжий бык с мохнатой чёлкой, чёрно-белая корова и их чёрный-чёрный бычок. Почему-то бычок ласкался больше к папе, чем к маме. Картина напоминала голландские залы Эрмитажа — Поттер, Рейсдаль, Гоббема. Перед рыбаком расстилался пейзаж из французских залов: Коро, Добиньи, Курбе. Причём повторённые в зеркальной воде.

Клёв, как это часто бывает в октябре, был вялый, только рыбья мелочь дразнила, едва шевеля поплавок. Он пошёл по берегу поискать счастья в других заветных бухточках. Заброшенная леса вилась кольцами, натягиваться не желала.

Вдруг он почувствовал лёгкое головокружение. Подумал, что если уж падать, то надо постараться не в воду.

Головокружение не проходило. Он решил вернуться к исходному месту, которое называл «Мыс Доброй Надежды». До него было метров тридцать, и в конце — короткий склон, довольно пологий.

На этом склоне его и подкосило.

Он с удивлением понял, что ноги перестали слушаться его.

Его несло по склону — вниз.

В последний момент он догадался упасть.

Он лежал у самой кромки воды, на спине, и смотрел на небо.

Как человек образованный и начитанный, он не мог не вспомнить небо Аустерлица. «Старик и море» он отбросил — явно не подходило по масштабу улова.

Страха не было. Скорее — удивление. И мысль: «Это рыбья месть за все мученья».

Кое-как поднялся на ватные ноги. Попытался собрать снасти, но таинственный недуг ясно показал: «Сейчас уроню снова». Кое-как добрёл до машины, залез внутрь, затих. Ехать домой самому? Очень легко можно слететь с откоса. «Вот для чего нужен был бы мобильный телефон», — подумал он. И ещё: «Интересно, когда меня начнут искать?»

Дальше следует поворот сюжета совершенно сказочный.

К пустынному берегу, на который и в летний сезон редко приезжают машины, тихо подкатывает крепкий коренастый пикап. Водитель не выходит, но рыбак видит, что он опускает окно, закуривает. Он явно приехал сюда с единственной целью: урвать у жизни несколько минут чистого созерцания. Или — сам того не ведая — был послан неведомой силой, которая — по неизвестным причинам — готова приходить на выручку старым рыбакам, терпящим бедствие.

Рыбак добрёл до пикапа и, держась за дверцу, рассказал, что произошло. Водитель оказался парамедиком на пенсии, в седых усах и с кардиостимулятором в сердце. Он помог рыбаку собрать снасти, погрузить их в машину и дал мобильный телефон. Рыбак позвонил друзьям-соседям, которые примчались через десять минут. Муж повёл машину рыбака, жена ехала сзади, и вскоре они уже были дома.

Конечно, Марина и дочери были испуганы не на шутку. Звонили встревоженные друзья, предлагали советы, давали телефоны знакомых и очень хороших врачей. Слабость и головокружение продолжались дня два, потом прошли сами собой. У меня даже возникло впечатление, что причиной явилось электрическое поле вокруг линии высоковольтных проводов, под которыми я стоял: года за два до этого, на том же самом месте, я неожиданно упал со стула. Но близкие продолжали упрашивать меня пойти к врачу и подвергнуться полному обследованию. Ведь теперь у вас с Мариной есть страховка по старости — она всё покроет! Устав отбиваться от этих уговоров устно, я сел к компьютеру и сочинил такую «объяснительную записку»:

Дорогие мои! Не раз уже я чувствовал, что вызываю ваше раздражение своим упорным отказом обращаться к американским врачам. В таком поведении легко увидеть черты высокомерия, легкомыслия, лени и даже мракобесия. Видимо, я должен объяснить своё поведение, если хочу сохранить ваше доброе ко мне расположение.

Человек не может обращаться за помощью к священнику, если в нём нет религиозного чувства, нет веры. То же самое и с медициной: нужно верить в неё, чтобы обратиться за помощью к врачу.

Увы, за тридцать лет жизни в Америке моя вера в эту отрасль науки испарилась. Я бесконечно почитаю невероятные достижения американской медицины в сфере диагностики, лечения, изготовления лекарственных препаратов и хирургических приспособлений. Но я не могу закрывать глаза на те ужасные условия, в которые поставлен сегодня американский врач. Ни в одной ситуации он не может действовать в соответствии со своими знаниями, опытом, чутьём, а должен следовать правилам, выработанным двумя чудищами новой эпохи: «Американской медицинской ассоциацией» и бизнесом медицинского страхования.

Историческое перерождение этих чудищ, начавшееся в середине 1960-х, я описал в своей книге «Стыдная тайна неравенства» [104] Ефимов И. Стыдная тайна неравенства. С. 135—149. . Но, возвращаясь от историко-политических обобщений к своей скромной особе и судьбе, я легко могу предвидеть, что произойдёт, если я войду в кабинет терапевта с той или иной жалобой.

Следуя навязанным ему правилам, врач не сможет ограничиться больным местом, указанным мною. Он обязан провести все положенные замеры и процедуры: давление, анализ крови, мочи, рентген, всякие виды сканирования. Мой телесный скафандр имеет добрую дюжину известных мне — постоянно ощущаемых мною — хвороб и болячек. Новейшие методы анализа откроют ещё добрую дюжину неизвестных, каких-нибудь законсервированных опухолей, расстройств, дисбалансов. Я готов со всем этим доживать оставшиеся мне годы, но с точки зрения медицинского тоталитаризма это недопустимо. К каждой болячке должно быть применено положенное по их священным кодексам лечение. А если лечение не будет применено, врач окажется под угрозой судебного иска со стороны пациента или его родственников. Как он может пойти на такой риск?

Для меня само понятие «правильное лечение» звучит такой же нелепостью, как понятие «правильное ведение боя». К середине XVIII века британское адмиралтейство выработало правила выстраивания боевых судов для морских баталий, и флотоводец, нарушивший эти правила, отдавался под суд независимо от того, победил он или нет. Нельсон был первым адмиралом, посмевшим нарушить эти правила, и его победы открыли Англии путь к господству над мировым океаном. Но врачу, нарушившему правила АМА, пощады не будет. Отнестись к телу пациента как к лежащему перед ним полю боя с неведомым противником ему никто не позволит. И начнётся бесконечная, миллионами людей испытанная на себе волынка.