Игорь Ефимов - Пять фараонов двадцатого века

В конце 19-го века на многие языки была переведена с французского книга Густава Лебона «Психология народов и масс». Она привлекла внимание Муссолини настолько, что он наверняка прочёл в ней больше, чем девять страниц. Некоторые пассажи в этом труде оказались пророческими. «Благодаря своей теперешней организации, толпа получила огромную силу. Догматы, только что нарождающиеся, скоро получат силу старых догматов, то есть ту тираническую верховную силу, которая не допускает никаких обсуждений. Божественное право масс должно заменить божественное право королей… Догмат верховной власти большинства не подлежит философскому обоснованию, совершенно так же, как и средневековые религиозные догматы, но тем не менее он обладает абсолютной силой в наше время». [93] Le Bon, Gustave. The Psychology of Peoples (New York: 1912), p. 119.

Вслушиваться в загадочный гул, испускаемый народной массой, угадывать её неясные порывы, влиять на них, чтобы потом повести толпу за собой — этому искусству Муссолини подсознательно учился все свои молодые годы. Даже служба в армии вошла в эту «учебную программу». В 1905–1906 годы он отслужил 19 месяцев в пехотном полку, расположенном в Вероне. «Мне нравилась жизнь солдата. Моему темпераменту добровольное подчинение дисциплине оказалось созвучно.» [94] Mussolini, op. cit., p. 13.

Успешное создание военизированной фашистской партии едва ли было возможно без того опыта, который молодой бунтарь-социалист приобрёл за месяцы военной службы. «Мне нравился процесс превращения индивидуумов в целое, в массу, которой можно было маневрировать, учить обороняться и атаковать… Я понял, как важно для офицера иметь хорошее знание всех сфер, связанных с войной, ценить пирамиду чинов и наше суровое латинское чувство дисциплины». [95] Ibid.

Находясь под влиянием идей, плохо увязанных между собой, вычитанных из книг или заимствованных у русских большевиков, Муссолини постепенно приходил к убеждению, которое вскоре определит всю его последующую жизнь: существующий порядок должен быть свергнут революционной «элитой», действующей от имени народа, и этой элитой должен руководить он сам. [96] Хибберт, ук. ист., стр. 29.

Осенью 1905 года шестнадцатилетний Адольф сумел убедить свою мать в том, что состояние его здоровья может ухудшиться, если он продолжит школьные занятия. С этого момента для него началась привольная жизнь, в которой никто не распоряжался его временем. Дни были заполнены чтением, рисованием, прогулками, походами в театр и оперу. Мать и тётка Иоанна заботились о всех бытовых нуждах. За умершего отца государство выплачивало пенсию осиротевшей семье. Адольфу даже купили пианино, и он несколько месяцев брал уроки. [97] Kershaw, Ian. Hitler. A Biography (New York: W.W. Norton & Co., 2008), p. 10.

Уже в эти годы началось его страстное увлечение музыкой Вагнера. «Он считал этого композитора величайшим художественным гением, примером для подражания. Адольфа увлекали драматичные композиции, прославлявшие героическое далёкое прошлое, возвышенный германский мистицизм. “Лоэнгрин”, это воплощение тевтонского рыцаря, посланного отцом Парсифалем спасти несправедливо осуждённую Эльзу, был первой Вагнеровской оперой, услышанной им, и он запомнил её на всю жизнь». [98] Ibid., p. 12.

Весной 1906 года Адольфу удалось провести две недели в Вене. Дворцы, соборы, музеи столицы зачаровали его. Постановки опер Вагнера «Тристан» и «Летучий голландец» намного превосходили то, что ему доводилось слышать в Линце. После этой поездки жизненные планы приняли ясную форму: он переезжает в Вену и поступает в Академию изящных искусств, на живописный факультет.

Отбор поступающих кандидатов проходил в несколько стадий. Сначала приёмная комиссия знакомилась с представленными рисунками и эскизами. Потом прошедшие эту ступень получали право сдавать экзамен — в течение трёх часов сделать несколько рисунков на заданные темы. Из участвовавших в экзаменах восьмидесяти соискателей приняты были двадцать восемь. Адольфа Гитлера среди них не оказалось.

Ярости отвергнутого не было предела. Друг Август Кубицек, деливший с ним комнату в Вене, писал потом, что он возвращался к этой неудаче снова и снова. «Он взрывался из-за любого пустяка. Осыпал проклятьями тех, кто не способен оценить его талант и преследует его. Тирады полные ненависти ко всему миру демонстрировали комплекс раздутого эго, жаждущего признания и неспособного примириться с поражением и собственной посредственностью». [99] Ibid., p. 20.

В воспоминаниях Кубицека упоминается и другой случай вспышки бесконтрольной ярости Адольфа, на этот раз абсолютно неадекватной поводу, вызвавшему её. Они вдвоём купили на сэкономленные деньги лотерейный билет и стали мечтать, как они будут тратить выигранный миллион. Путешествия по всему свету, театры и музеи всех столиц мира, жизнь на курортах и в особняках… Когда билет не выиграл, гнев Адольфа полыхал несколько дней. Казалось, что все их фантазии обрели в его мозгу характер реальности, которую кто-то злонамеренно разрушил. Теперь оставалось только отыскать виновника и обрушить на него справедливое возмездие. [100] Ibid., p. 18.

Мать Гитлера умерла от рака в 1907 году. К двадцати годам он оказался в Вене в полном одиночестве — обнищавший, в нестиранной одежде, без службы, без каких бы то ни было перспектив на будущее. Жильё он нашёл в общежитии для бездомных мужчин. Раз в месяц приходила маленькая пенсия за умершего отца. Иногда удавалось подработать акварелями, которые у него покупали еврейские перекупщики. Конечно, они не умели оценить дар великого художника и не платили ему настоящую цену. Но он отказывал себе в еде и новых башмаках, чтобы пойти послушать музыку Вагнера, Бетховена, Брукнера, Штрауса, Моцарта или других немецких композиторов. Всё связанное с Германией, с её историей, культурой, языком, архитектурой было пронизано в его глазах чертами священодействия.

Сама борьба за выживание превращалась в великую войну за очищение и сохранение здоровья германской расы. «Сохранять целомудрие до двадцати пяти лет считалось средством укреплять силу воли, помогать в великих свершениях. Следовало избегать мяса и алкоголя, ибо они стимулировали сексуальную активность. Иметь дело с проститутками считалось моральным падением, грозящим не только опасными инфекциями, но и ущербом для германской расы.» [101] Ibid., p. 22.

Запойное чтение продолжалось и в доме для бездомных. Своё красноречие он упражнял на соседях, собиравшихся в библиотечной комнате. Позднее писал в «Мейн Кампф»:

«В спорах я побеждал почти всегда. Человеческие массы можно переубеждать, если только не жалеть времени и терпения. Одни евреи никогда не способны изменить свои мнения. В те времена я был ещё по-детски наивен и пытался доказывать им безумие их доктрин; в нашем маленьком кружке я спорил до хрипоты и наживал мозоли на языке, воображая, что я смогу убедить их в разрушительных последствиях их марксистских бредней; но результат всегда был обратным.» [102] Hitler, Adolf. Mein Kampf (Boston: Houghton Mifflin Co., 1999), p. 62.