Игорь Ефимов - Пять фараонов двадцатого века

Загадочным и решающим моментом оставался вопрос: как поведёт себя армия? Окажет ли она вооружённое сопротивление маршу фашистских колонн на Рим или сохранит нейтралитет? Многие офицеры сочувствовали новому политическому движению и тайно обещали Муссолини поддержку или, по крайней мере, невмешательство. Но можно ли было полагаться на эти обещания? [283] Mussolini, op. cit., p. 125.

В августе 1922 года социалисты призвали страну к всеобщей забастовке. Муссолини объявил, что если забастовку не предотвратит правительство, это сделают фашисты. В Анконе, Легорне, Генуе они атаковали здания, принадлежавшие социалистам, уничтожали типографское оборудование их газет. [284] Ibid, p. 129.

В октябре в Неаполе состоялся съезд фашистов, на который съехалось 40 тысяч сторонников. Он призвал правительство премьера Факты уйти в отставку. «Столетие демократии закончилось!», объявил Муссолини. Началась подготовка к «Маршу на Рим». В планировании этого марша тайно принимали участие и армейские офицеры высокого ранга. Четыре тысячи фашистов разбили лагерь в Тиволи, в 22 милях от Рима, готовясь захватить водохранилище, снабжавшее столицу водой, и электростанцию. В задачу другого отряда чернорубашечников из Тосканы входил захват железнодорожного узла Монтеторондо. На вокзал в Капуе был нацелен отряд из Неаполя. [285] Хибберт, ук. ист., стр. 13.

Фашисты готовились к походу с большим энтузиазмом. Главной проблемой для них была нехватка оружия. Охотничьи дробовики, вилы, косы, кинжалы, дубинки — всё шло в дело, всё годилось. Где-то ограбили музей и вооружились мушкетами и пистолетами прошлого века. Где-то прокрались в полицейские казармы и очистили арсенал. Счастливцы сумели раздобыть динамитные шашки. [286] Collier, op. cit., p. 13.

Утром 28 октября четырьмя большими колоннами фашисты двинулись в направлении Рима с юга и севера. Правительство выпустило указ о военном положении, но король отказался подписать его, опасаясь развязать гражданскую войну в стране. Он не питал любви к новому движению, но оно, по крайней мере, не требовало отмены монархии, как это регулярно и громогласно делали социалисты. Наоборот, в октябре 1922 года фашисты в статьях и речах выражали горячую поддержку трону, провозглашали тосты в честь короля и его семьи. Виктор Эммануил Третий спросил у командующего генерала Диаза, выполнит ли армия приказ остановить наступление на Рим. Генерал обещал приложить усилия к тому, чтобы вооружённые силы остались верны присяге, но посоветовал монарху не испытывать лойяльность армии, в которой было уже слишком много убеждённых сторонников Муссолини. [287] Ibid, p. 26.

Не получив согласия короля на объявление военного положения, премьер Факта подал в отставку. Теперь опять всё зависело от того, что предпримут армия и полиция на местах.

С раннего утра армейские подразделения появились на улице перед зданием газеты «Пополо Италия» в Милане. Видимо, они ждали распоряжений из Рима: атаковать здание или защищать его от возможных нападений красных. В своих воспоминаниях Муссолини представляет дело таким образом, будто редакции пришлось отбиваться и он сам с ружьём в руках выскочил из дверей. Вдруг раздался шум моторов и из-за угла выехал танковый дивизион. Но дуче удалось вступить в переговоры с армейским командиром и условиться о перемирии. [288] Ibid, p. 19.

Тем временем и в доме Муссолини, и в редакции раздавались настойчивые телефонные звонки. Когда дуче, наконец, взял трубку, звонивший из Рима генерал Читтолини сообщил ему, что король приглашает его без отлагательства приехать в столицу для консультаций.

«Мне нужно письменное приглашение», — объявил Муссолини, к которому вернулось обычное самообладание.

Телеграмма была вскоре доставлена, но и она не удовлетворила дуче.

«Не для консуальтаций, а для формирования нового правительства», потребовал он.

Это требование тоже было удовлетворено. Окончательный текст гласил: «Сеньору Муссолини. Очень срочно. К немедленному прочтению. Его Величество Король просит Вас незамедлительно прибыть в Рим, так как он желает предложить Вам взять на себя ответственность сформировать кабинет министров». [289] Mussolini, op. cit., p. 131.

Прочитав текст вслух, Муссолини повернулся к своему брату Арнальдо и сказал: «Жаль, что наш отец не дожил до этого момента!». [290] Хибберт, ук. ист., стр. 52.

На следующий день он прибыл в Рим и 30 октября встретился с королём. Это была не первая их встреча: пять лет назад король навещал военный госпиталь и дружески разговаривал с раненым берсальером Муссолини. Теперь на короле была военная форма, а на Муссолини — чёрная рубашка, пиджак, чёрные брюки и котелок. Такое облачение подчёркивало наметившееся разделение ролей: король будет стоять во главе государства и командовать армией, а на Муссолини ляжет реальное управление страной. [291] Mussolini, Rachele. An Intimate Portrait (New York: William Morrow & Co., 1974), р. 57.

В час дня начался торжественный парад. Главные колонны фашистов не дошли до Рима сорока миль, поэтому многих привезли на поездах, захваченных для этой цели сочувствующими железнодорожниками. Армия в пятьдесят тысяч (Муссолини пишет, что их было 100 тысяч) шествовала перед дворцом несколько часов, неся пальмовые ветви. Муссолини отдал строгие приказы избегать любых насилий и пресекать попытки мести политическим противникам. К бывшему премьер-министру Факте была приставлена охрана из десяти фашистов. «Он потерял сына на войне, — сказал дуче. — Смотрите, чтобы ни один волос не упал с его головы!». [292] Collier, op. cit., p. 33.

Выступая в парламенте две недели спустя, новый глава правительства вернулся к обычному грозному тону: «Я объявил в самых резких выражениях права революции. Указал на тот факт, что только добрая воля фашистов оставила революцию в границах законности и терпимости. Сказал, что этот унылый и серый зал я мог бы превратить в лагерь трупов. Заколотить двери парламента гвоздями и создать правительство из одних фашистов. Я воздержался от подобных действий — пока». [293] Ibid, p. 63.

Так началось двадцатилетнее правление «фараона» Муссолини в Италии.

Своё пребывание в тюрьме Гитлер впоследствии называл «мой университет». Он имел достаточно досуга и комфорта, чтобы работать над «Мейн Кампф» и одновременно — читать, читать, читать. Огромные объёмы исторической, политической, экономической информации оседали слоями в его зеркальной памяти. В те годы публиковалось много мемуаров участников Первой мировой войны, и эти книги представляли для него особый интерес. Но он не искал расширения и обогащения своего мировоззрения. Его увлекало только то, что подтверждало его концепции мировой истории и придавало его предрассудкам видимость научной объективности. [294] Kershaw, Ian. A Biography (New York: W.W. Norton & Co., 2008), р. 145.