Николай Авдеев - В кровавом омуте

В КРОВАВОМ ОМУТЕ.

(Воспоминания о лично пережитом).

1. Как это произошло?

Предварительно небольшое замечание. Я приступаю к своим воспоминаниям, по просьбе товарищей, уже вторично. В первый раз это было в 1919 г. Я написал воспоминания о том же, о чем пишу и теперь; но моя рукопись-оригинал — не знаю по чьему недосмотру — где-то затерялась в редакции «Известий В. Ц. И. К.». Найти ее не могли, и потому мне приходится снова приниматься за работу.

Цель моих воспоминаний — вкратце поделиться с читателем лично пережитым в г. Тюмени (б. Тобольской губ.) 13 марта 1919 г. в «день отмщения», в «праздник крови и злодейства», которым тюменская буржуазия отплатила рабочим и крестьянам за дни советской власти. Что же произошло в этот день?

Официально ход событий 13 марта рисуется так: «утром 13 марта

1919 г. в гор. Тюмени призванные по мобилизации солдаты, собравшись в числе около 600 человек, направились к оружейному складу, помещающемуся при ремесленном училище, оттеснили и обезоружили караул и, сломав замок у склада, похитили 296 винтовок разного образца, 18442 штуки патронов к ним, 191 штык, 9 револьверов, 24 штуки холодного оружия, 1 пику и прочее, после чего, вооружившись, направились к лагерю военнопленных и затем к тюрьме для освобождения и вооружения арестованных...

Принятыми начальником

гарнизона мерами порядок в городе был быстро восстановлен имеющимися в наличии военными силами, и главные виновные лица понесли законное наказание» ...

Эта выдержка взята из обвинительного акта о 5 мобилизованных, преданных военному суду по делу о восстании и затем расстрелянных.

Это были: Вершинин, Морозов, Долгодворов, Бессонов и Кравченко. Их обвинили и расстреляли за то, что они «13 марта 1919 года в военное время в г. Тюмени, находящемся на театре военных действий, с целью благоприятствовать большевикам в их враждебных против Российского правительства действиях, действуя совместно и сообща с другими призванными по мобилизации солдатами и лицами, восставшими в числе более 500 человек для захвата власти и уничтожения существующей

организации армии — отправились на фабрики и заводы и склоняли рабочих оставить работу и пойти присоединиться к восставшим солдатам и помочь им в вооруженном сопротивлении правительственным войскам» ... Из безграмотно составленного акта не видно, почему же все-таки произошло восстание солдат, к которым примкнула часть рабочих. Мобилизация произошла 6 марта, а 13-го уже началось восстание. В чем же дело? Дело в том, что к тому времени, когда произошли указанные события, отношение населения к власти Колчака становилось все более и более оппозиционным и даже революционным. Эта оппозиционность и революционность была заметна не только у рабочих, но и у крестьян,

Молодая гвардия 21

322 МОЛОДАЯ ГВАРДИЯ 4 — 5

которых возмущали бесконечные бесчинства и насилия хищной колчаковской своры. Особенно сильное недовольство вызывали частые мобилизации. «Российскому правительству» нужны были солдаты для защиты «верховного правителя», и потому приходилось угрозами, порками, нагайками, шомполами и ружейными прикладами сгонять солдат на фронт.

При таких условиях происходила и мобилизация 6 марта 1919 г. Один из моих товарищей так изображает дальнейший ход событий в Тюмени. Он говорит, что мобилизация 6 марта тем более усугубила раздражение, что мобилизованным было приказано явиться, имея необходимое обмундирование, обувь и белье. Требование отмены этого приказа и выдачи казенного обмундирования и было первым требованием и связующим звеном для разнородной, собранной с нескольких уездов, массы. Начались собрания в казармах, обсуждение вопросов, выносились резолюции. Наконец, была послана делегация к начальнику гарнизона, изложившая ему требования мобилизованных. Когда же мобилизованные узнали, что их намерены отправить немедленно на фронт и притом не всех вместе, а отдельными небольшими группами, ими было выставлено требование отмены и

этого распоряжения. Разумеется, все требования мобилизованных были отклонены, и это обстоятельство подняло до высшей степени их настроение и заставило поднять вопрос о вооруженном выступлении. Естественно, что вопрос этот расколол массу: часть ее отступилась и испугалась,

другая-же, меньшая, решила оказать сопротивление. У тех, кто решил выступать, конечно, не было никакого плана, не было организации, не было руководителей. Все решилось наспех, в несколько дней. Были попытки сговориться с рабочими, посылались какие-то делегации к солдатам (Семипалатинского полка), к чехословакам. Все это было мало надежно и заранее не обещало успеха. Но общее всем недовольство, определенное, никем не подсказываемое нежелание идти на фронт, — частью, как результат утомления от бесконечной войны и неурядицы, частью - у рабочих, как сознательное сочувствие Советской власти, — неизбежно толкало на выступление.

Есть несомненные данные, которые указывают, что это выступление хотела устроить местная власть, в лице колчаковской контрразведки, чтобы «проучить» рабочих и солдат. Ее агенты под видом солдат ходили на митинги и звали «к оружию». Никаких репрессивных мер, никаких арестов и обысков перед восстанием не было. Зато было вот что: 1) военная власть за день или за два до восстания вывезла все годное оружие из склада в ремесленное училище, оставив там лишь непригодное к употреблению, 2) как только начались волнения среди солдат, контрразведка устроила экстренное заседание с участием черносотенного офицерства, на котором было решено назначить восстание на 13-е марта и изъять из обращения в этот день таких зловредных людей, как Авдеев и Дилевская. Относительно двух последних

лиц больше всего старался один из главарей тюменской буржуазии, Виктор Колокольников, директор коммерческого училища. Этот просвещённый и «гуманный» буржуа с самого колчаковского переворота начал вести упорную агитацию перед «властью», чтобы я и Дилевская (моя жена) били изъяты, как большевики, близкие родственники Я. М. Свердлова, игравшие видную роль в Совдепе. В то время я этого не знал, но теперь у меня есть белогвардейский документ, который с очевидностью доказывает всю «благородную» роль просвещенного мерзавца. Он мстил мне за то, что я во время февральской революции, будучи преподавателем коммерческого училища, наряду с другими, отстаивал выборное начало в училище. Когда в 1918 г. в Сибири пала советская власть, мне и еще некоторым учителям пришлось уйти из коммерческого училища вследствие перемены политики Колокольникова по отношению к нам; он из «плехановца» (он себя считал сторонником Плеханова) сразу превратился в открытого мерзавца. По его заказу в либеральном «Свободном Слове» началась травля по адресу «Авдеева и Ко».