Алла Кирилина - Неизвестный Киров

Что сказать по этому поводу? Письмо в ЦК действительно было. В нем Софья Львовна подвергала жесткой критике одну из книг за искажение фактов биографии Марии Львовны, указывая, что последняя никогда не училась в гимназии, она окончила двухлетнюю школу, работала девочкой в шляпном магазине Гешлина, затем продавцом, потом кассиром и была малообразованным человеком. Письмо датировано 1958 годом [599] ЦПА, ф. 80, оп. 19, д. 25, л. 5–6. . Что касается утверждения о совместном проживании трех сестер, то должна заметить, что Софья Львовна жила до 1935 года в Москве, а появившись в Ленинграде после смерти Кирова, длительное время была прописана по другому адресу, хотя, несомненно, часто пользовалась гостеприимством вдовы Кирова. И наконец, в январе 1959 года Софья Львовна в своих воспоминаниях, отрывок из которых уже цитировался, писала «о великой дружбе Сталина и Кирова»…

Надо сказать, что очевидцы тех лет, обслуживавшие семью Кирова при его жизни и после смерти, говорили: С. М. Киров с большой симпатией относился к Рахиль Львовне и иронически к Софье Львовне. Косвенным подтверждением этим свидетельствам могут служить письма друга юности Кирова Герасима Шпилева к Сергею Мироновичу, где немало пишется о С. Л. Маркус, о том, как к ней несправедливо относятся. И во всех письмах — просьба помочь С. Л. Маркус. Эти письма Шпилева наводят на мысль: а так ли уж Софья Львовна была близка к Кирову при его жизни, как она пыталась представить это впоследствии? Почему вопрос о получении путевок в санатории, о ненормальных отношениях с сослуживцами, о якобы несправедливом отношении к ней вышестоящего начальства, о посылке ее на учебу решался Софьей Львовной через друга Кирова еще по Томску — Шпилева. Однако делать определенные выводы по столь щекотливому вопросу все-таки не берусь…

Мария Львовна Кирова до самой своей смерти находилась на полном государственном обеспечении. Никто и никогда из ближайших родственников Кирова и его жены не репрессировался. Маркус-Кирова похоронена на Волковом кладбище, ее сестры — на Коммунистической площадке Охтинского кладбища.

Это небольшое отступление о сестрах Маркус сделано мной не случайно. Мифотворчество не миновало и их. В 1989 году еженедельник «Собеседник» опубликовал воспоминания бывшего секретаря ЦК ВЛКСМ В. Пикиной, арестованной вместе с А. Косаревым и прошедшей все круги лагерного ада. Так вот, она утверждает, что сидела вместе с родной сестрой жены Кирова — некоей Власовой.

Власова вполне реальное лицо, она являлась ближайшей подругой С. Л. Маркус, работала в Институте марксизма-ленинизма при ЦК ВКП(б), там была исключена из партии, а затем арестована.

Какую же позицию в те дни занимала ее подруга — Софья Львовна Маркус?

Не будем домысливать и фантазировать. Пусть опять говорит документ:

«Секретарю парткома Музея С. М. Кирова тов. Сюннербергу.

С. Л. МАРКУС, чл. п. с 1905 г. п/б № 2435580.

Заявление

Настоящим должна довести до сведения парткома, что я допустила грубейшую политическую ошибку, выразившуюся в притуплении революционной бдительности.

В Москве органами НКВД арестована работник ИМЭЛ, Власова, с которой я была связана по подпольной партийной работе с 1904 года. С 1924 по 1926 год работала с ней в пропгруппе ЦК ВКП(б). Последние годы связь была бытовая. С 1931 г. по 1935 год жила с ней на одной квартире в Москве. С 1935 года — отдельные встречи во время моих приездов в Москву (я останавливалась у нее на квартире) и переписка…

Парткомитет был прав, исключивши Власову из партии. Партком ИМЭЛ проявил больше политической дальнозоркости, чем я, которая слепо доверяла ей до последнего времени.

Тяжела моя вина перед партией. Оправдания я себе не нахожу. Особенно мучает и угнетает меня сознание: имею ли я право в настоящее время оставаться в музее С. М. Кирова на руководящей работе.

С. Маркус. 23/11–39 г.» [600] ЛПА. Коллекция личных дел. № 307678.

Не буду комментировать это заявление — по-моему, оно говорит само за себя. Подведу лишь итог: материалы и документы, которые я пыталась представить читателю в наиболее полном виде, опровергают домыслы отдельных историков и публицистов о «ссылке» Кирова в Казахстан, о якобы «сложных отношениях между Сталиным и Кировым незадолго до убийства». Они свидетельствуют: многие воспоминатели 60–70-х годов зачастую ошибаются не только в оценке фактов, но и в их изложении. К сожалению, память человеческая — инструмент, далекий от совершенства. Она субъективна и подвластна времени.

Кто же является действительным автором идеи о причастности Сталина к убийству Кирова? Лев Давидович Троцкий. Именно он первым выдвинул эту версию. Аргументация его была такова: снята с работы и привлечена к ответственности большая группа (12 человек) сотрудников Ленинградского управления НКВД. «Безусловно , — писал Троцкий, — сами бы они не пошли по собственной инициативе на убийство Кирова, если бы не было прямого, в той или иной форме, указания Сталина» [601] Бюллетень оппозиции. 1935, № 2. С. 11. .

На XX съезде КПСС эту версию фактически повторил Никита Сергеевич Хрущев. Правда, он не был столь категоричен, как Троцкий.

«…Обстоятельства, связанные с убийством Кирова, до сих пор таят в себе много непонятного и загадочного и требуют самого тщательного расследования. Есть основания думать, что убийце Кирова — Николаеву кто-то помогал из людей, обязанных охранять Кирова. За полтора месяца до убийства Николаев был арестован за подозрительное поведение, но был выпущен и даже не обыскан. Крайне подозрительным является то обстоятельство, что когда прикрепленного к Кирову чекиста 2-го декабря 1934 г. везли на допрос, он оказался убитым при „аварии" автомашины, причем никто из сопровождающих его лиц при этом не пострадал» [602] О культе личности и его последствиях. Доклад первого секретаря ЦК КПСС тов. Н. С. Хрущева XX съезду КПСС // Известия ЦК КПСС. 1989, № 3. С. 138. .

Сравнительно недавно стало известно, что этот доклад для Хрущева писал П. Н. Поспелов. Уже после XX съезда КПСС он пишет специальную записку об убийстве Кирова. Можно согласиться с комментарием автора, опубликовавшего эту записку. «…Документ Поспелова крайне чуткая реакция на настроения высшего руководства (выделено мной. — А.К.)». Анализ записки подтверждает этот вывод.

С одной стороны, в ней приводятся материалы допросов Николаева, а также показания отдельных его сопроцессников на заседании Военной коллегии Верховного суда СССР 28–29 декабря 1934 года. Все они свидетельствуют, никто, кроме Николаева, виновным себя в организации, подготовке теракта против Кирова не признал.