Алла Кирилина - Неизвестный Киров

Личному охраннику Кирова — Михаилу Васильевичу Борисову шел уже 53 год. И Филипп Демьянович Медведь справедливо полагал, что для этой должности Борисов староват. Но за своего охранника заступился Киров. И было принято компромиссное решение: Борисов оставался в охране Кирова, но нес ее в основном в Смольном. В его обязанности входило встречать Кирова у Смольного, сопровождать его по зданию. М. В. Борисов охранял Кирова с момента приезда в Ленинград, то есть с 1926 года, был ему лично предан, но, ради справедливости, следует сказать, что возраст брал свое и, возможно, в какой-то степени он стал менее профессионален; тем более что в те годы, по большому счету, профессионалов-охранников вообще не готовили. Их отбирали по принципу классовой принадлежности и умению метко стрелять.

Охранять Кирова было нелегко. Многие работавшие с Кировым в те годы отмечали, что тот не любил, когда за его спиной ходила «тень». В одних воспоминаниях зафиксирован случай, когда Сергей Миронович просто перехитрил охрану и сбежал от нее, вызвав большой переполох. Насколько это верно — сегодня сказать трудно, но он часто игнорировал отдельный подъезд (в простонародье — «секретарский») в Смольном, входил через главный.

Что же все-таки произошло с Борисовым? Версий существует достаточно много, например, один из воспоминателей даже утверждал, что Борисова «убили еще 1 декабря». Совершенно другую картину рисует уже неоднократно упоминавшийся P. O. Попов: «Сегодня многие упрощенно представляют обстановку 2 декабря в Ленинграде. Ведь приехало много начальства. Все легковые машины, и не только УНКВД, были в разгоне. Сталин захотел допросить Борисова. Последовал его звонок Агранову и Борисова срочно повезли на грузовой машине. Единственной, которая оказалась в гараже НКВД на Литейном 4. Сопровождали Борисова дежурившие в тот день сотрудники оперативного отдела. Одного сопровождающего я знал — Малий, он как-то отдыхал вместе со мной. Фамилии второго не помню. Как мне рассказывали: один из сопровождающих сел в кабину, а второй в кузов — на пол. Про Борисова мне сказали, что он сидел на облучке полуторки, и когда чуть-чуть не произошло столкновение с выскочившим из-за угла грузовиком, то полуторка резко отвернула и Борисов ударился о фонарный столб, а потом упал вниз головой на тротуар» .

Однако, в отличие от Попова, никто из остальных участников происшествия не упоминал ни о фонарном столбе, ни о встречной машине. Все они все время говорили: что-то случилось с машиной и она на большой скорости — почти 50 км в час — врезалась в стену дома.

Сразу же после аварии Д. З. Малий, Н. И. Виноградов и Н. С. Максимов (оперативный работник, сопровождавший М. В. Борисова до машины перед отъездом в Смольный, — А.К.) были арестованы. Вместе с ними 2 декабря 1934 года был задержан и водитель машины В. М. Кузин. Всех их допрашивали по отдельности. Каждый из них на допросе показал: во время движения по улице Шпалерной автомашину внезапно и резко бросило вправо, она потеряла управление, въехала на тротуар и правой стороной ударилась о стенку дома. Борисов, сидевший у правого борта кузова автомобиля, ударился о стенку дома, получил смертельные повреждения и, не приходя в сознание, скончался [616] Постановление № 29–1 Пленума Верховного Суда СССР от 17 мая 1991 г. С. 2; Вестник Верховного Суда СССР. 1991, N9 6. С. 21. .

Эти показания подтверждаются выводами технической экспертизы, указавшей в своем заключении от 2 декабря, что «причиной самопроизвольного поворота машины вправо и ее аварии явилась неисправность передней рессоры автомобиля, а повышенная скорость движения этому способствовала » [617] Вестник Верховного Суда СССР. 1991, № 6. С. 21. .

Борисов, которого после аварии перевезли в Николаевский военный госпиталь, вскоре там скончался. В медицинском заключении о смерти говорилось: «Повреждение костей черепа произошло от удара очень значительной силы головой о твердый плотный предмет, например, каменную стену. Направление удара было сзади наперед и справа налево и удар этот мог быть получен при резком повороте автомобиля влево от стены. Можно полагать, что покойный в момент удара находился на правом борту автомобиля правым плечом впереди и после удара мог быть отброшенным в кузов. Осаднение бедра, левой надлопаточной области и осаднение кожи головы слева кровоизлиянием могли произойти при падении в кузов автомобиля и значения для ускорения смерти не имеют».

Акт судебно-медицинской экспертизы был подписан 4 декабря 1934 года [618] Убийство в Смольном. Документы. Публикация Ю. Мурина // Родина. 1995, № 10. С. 65. .

Подробно останавливаюсь на этом моменте потому, что и сегодня существуют кривотолки и домыслы по поводу акта судмедэкспертизы. Так, в уже упоминавшейся мною статье академик А. Н. Яковлев писал: «…имеется письмо бывшего начальника лечебно-санитарного отдела Ленинградского управления НКВД С. А. Мамушина о том, что смерть Борисова была предумышленным убийством, а не несчастным случаем. Мамушин сам был членом медицинской комиссии и пишет, что ее „заключение о смерти Борисова было сделано вопреки фактам обследования. Вскрытие черепа Борисова показало наличие многочисленных радиально расходящихся трещин черепа, что было следствием удара по голове тяжелым предметом, тогда как в заключении было написано, что была найдена одна трещина черепа, которая свидетельствовала об ударе головой о каменную стену. Свидетельства С. Мамушина требуют тщательного изучения и приобщения к делу“» .

Должна согласиться с Александром Николаевичем Яковлевым: свидетельство Мамушина действительно требует «тщательного изучения». Только в несколько ином аспекте. Дело в том, что существуют большие сомнения по поводу авторства письма, приводимого академиком в качестве доказательства. Сам С. А. Мамушин, начальник санчасти НКВД, наряду с другими экспертами подписавший акт судебно-медицинской экспертизы в 1934 году, подтвердил это заключение и после своей реабилитации в комиссии по расследованию обстоятельств убийства С. М. Кирова. В возрасте 78 лет, страдая сильной глаукомой, при неосторожном переходе улицы он трагически погиб — попал под машину. Это случилось в 1966 году.

И вот спустя почти двадцать пять лет после его смерти в комиссию по реабилитации жертв политических репрессий, которую возглавлял А. Н. Яковлев, поступает письмо Мамушина, в котором он подвергает сомнению этот акт судебно-медицинской экспертизы. Письмо якобы поступило от сына Мамушина. Но его сын погиб на фронте в Великую Отечественную войну. Дочь — Наталия Сергеевна Мамушина — никакого письма отца в ЦК КПСС не направляла. Быть может, следовало бы провести экспертизу письма и установить: написано ли оно самим Мамушиным или фальсифицировано кем-то другим?