Владимир Ландер - Восхождение на театральный Олимп

Владимир Андреевич Маланкин был просто шокирован и так растерялся, что не знал, как поступить. Но не устоял перед авторитетом театрального гения и махнул рукой: «Ладно, пусть товстоноговские университеты окажутся для вас козырной картой в жизни». И скоро в БДТ висел приказ об утверждении постановочной группы и распределении ролей спектакля. Постановщиком назначен Г. А. Товстоногов, режиссером — студент 4-го курса Минского театрально-художественного института Михаил Ковальчик.

Пьеса оказалась «многонаселенной» — Катя и Митя Лавровы, народный судья, судебные заседатели, фотограф, несколько разводящихся пар и дам бальзаковского возраста, эпизодические персонажи. Поэтому в репетиционной собралось более тридцати актеров. Михаил заметно волновался: это был его первый выход к актерам в качестве режиссера. Он собирался на этот раз просто отсидеться за спиной Товстоногова, который намеревался задержаться до конца читки текста. Но вдруг преподнес сюрприз. Обращаясь к собравшимся, был краток: «Сегодня мы начинаем работу над новым спектаклем. Прошу любить и жаловать — режиссер из Минска Михаил Станиславович Коваль- чик, мой помощник. Не смотрите, что он еще совсем юный, он — довольно талантливый. Вот, пожалуй, и все. Желаю творческих успехов!» Встал и ушел. В абсолютной тишине с особым любопытством Михаила «просвечивали» десятки глаз молодых, но уже известных стране актеров — Валентины Ковель, Натальи Теняковой, Геннадия Богачева, Георгия Штиля, Леонида Неведомско- го, Светланы Головиной, чьи имена красовались на всех театральных афишах и в титрах художественных фильмов. Михаил спросил: «Вам роли уже дали?.. Тогда давайте по ролям и почитаем». А сам облегченно выдохнул, успокоился и стал слушать. С этого момента он навсегда преодолел страх и волнение первой встречи с новой труппой. После читки, как всегда, началось бурное обсуждение. Потом стали разбирать пьесу по сценам.

Михаил не раз встречался с драматургом, который дотошно расспрашивал о Минске, откуда его увезли в Москву в пятилетнем возрасте, высказал мнение, на что обратить особое внимание в спектакле, одному из первых дал почитать новые сценарии-пьесы «Дульсинея Тобосская» и «Мать Иисуса», которые Михаил переписывал от руки по ночам, потому что не было денег заплатить машинистке. Он досконально изучил содержание пьесы. Сам побывал в здании суда, на заводе и даже в сумасшедшем доме — там, где происходили реальные события этой истории. У него создалось ощущение, что он уже пережил судьбу каждого героя, и был убежден — это же должны прочувствовать и актеры. И они послушно усаживались в автобус, терпеливо мотались по местам пребывания своих персонажей. Михаилу казалось, что он «учит их жизненной правде». А они совсем беззлобно и за глаза называли его «сумасшедшим реалистом из Белоруссии». Они ему многое прощали за искренний порыв, за азарт «бесовских чертиков» в глазах, за еще юношескую наивность. Все понимали, что поспешность в выводах и бескомпромиссность, отсутствие гибкости в общении и жизненного опыта скоро пройдут, а безграничная влюбленность в театр и преданность сцене у этого подающего надежды молодого режиссера останутся на всю жизнь.

Когда начались репетиции, Михаил почувствовал уважительное отношение этих молодых, но уже больших мастеров сцены. Они, конечно же, видели в каких-то моментах беспомощность, горячность, неуверенность еще совсем зеленого режиссера, но терпеливо выслушивали его и очень деликатно, с чувством такта дополняли его предложения своим актерским талантом, умением, опытом, что в конце концов становилось художественной ценностью. Именно тогда для себя Михаил на всю жизнь усвоил, что такт — редкий талант недоговаривать истину, чтобы помочь человеку самому понять свою промашку.

Три месяца общими усилиями конструировали и формировали спектакль: ставили, спорили, переделывали, шлифовали. А Товстоногов пришел, посмотрел и спокойно сказал: «Так вот, с завтрашнего дня начинаем репетиции». Он не высказывал претензий, не возмущался, не делал замечаний, а Михаил все равно каким-то шестым чувством ощутил, что ему многое не понравилось. Но не расстроился. Знал, что заложил основу, фундамент спектакля, сделал постановщику «рыбу», как говорят в театре, «размял материал», то есть сделал то, чем занимались все его штатные режиссеры-помощники. Репетировали еще месяц. Михаил с завидным восхищением наблюдал, как Георгий Александрович мастерски переделывал его сцены, дополнял их, корректировал диалоги. Прямо на глазах рождалось нечто удивительное, до чего сам студент-режиссер тогда не мог еще додуматься. Это была не просто школа режиссуры, а высший пилотаж театральной университетской науки на практике, которая не прописана ни в одном учебнике по искусству, настоящий мастер-класс режиссуры.

Под руководством мэтра практикант Михаил Ковальчик спектакль закончил, написал и согласовал с руководителем практики свой отчет и с лестной характеристикой народного артиста СССР, лауреата Ленинской и Государственной премий Георгия Александровича Товстоногова отбыл в Минск. Это была первая в его жизни характеристика: «Вдумчивое, серьезное отношение стажера ко всему, что делалось в театре, добросовестное отношение к своим обязанностям (в частности, к дежурствам на спектаклях текущего репертуара) позволили руководству театра поручить М. С. Ковальчику работу с актерской молодежью театра над пьесой А. Володина. Таким образом, в отличие от большинства стажеров, его практика была творчески активной. М. С. Ковальчик тяготеет к серьезной аналитической работе. Об этом свидетельствуют его записи всех спектаклей, над которыми шла работа в театре в течение сезона («Два театра», «Беспокойная старость», «Вечерние игры», «Защитник Ульянов»). Обстоятельства позволили М. С. Ковальчику пройти максимально полный курс стажерства.»

А в Минске на курсе правила бал необычно нервозная суета: уже дипломированные актеры сидели на чемоданах — собирались на свою первую профессиональную работу в Бобруйск, где Вера Павловна Редлих задумала создать первый в республике экспериментальный молодежный театр. С одной стороны, захлестывала радостная эйфория, ведь их любимый педагог предполагала сделать недалеко от Минска новый белорусский «Современник» — новаторский театр смелого творческого поиска. А с другой — в душе каждого засела тревога: как сложится его актерская судьба в провинциальном театре. Известно же, что не всегда желания мирно сожительствуют с возможностями. Пока Миша Ковальчик практиковался в Ленинграде, могучая режиссерская кучка курса разлетелась по тепленьким местечкам — Юра Мироненко уехал в Киев, Коля Приемко приглашен режиссером в Гродно, Галя Ляндрес заняла преподавательское кресло в консерватории, Валерий Жигалко уже делал кино на телевидении. А сам Миша остался пока без места: вдали от Минска не успел подстраховаться. Пришлось ехать с семьей в Бобруйск и там ставить свой дипломный спектакль.