Андрей Колесников - Дом на Старой площади

Соревнования устраивались на трудной, незаезженной местности — на базе «Спартака» в Планерской. Трассы проходили по долинам, но в основном и по взгорьям. Тяжко было идти стандартную трассу — 10 или 15 км, но надо было показывать пример братве, и на расхлябанных прокатных лыжах с мягкими креплениями мы отважно карабкались по склонам и кубарем летели вниз. Это было счастливое время.

Спорт — важнейшая составляющая жизни родителей. У мамы был высокий разряд по спортивному туризму — она водила в опасные горные походы своих учеников-старшеклассников, были переходы по всяким там ледникам и перевалам и во взрослых компаниях — там, по крайней мере, она не несла ответственности за жизни подростков. Разумеется, всё это проходило не без приключений. Например, в 1950-е годы произошла история, словно бы списанная с известного анекдота: в горной Сванетии они наткнулись на абрека, который скрывался в горах и не знал, что Великая Отечественная уже закончилась. А на базарах в отдаленных закавказских регионах альпинистки-скалолазки в спортивных шароварах производили фурор — местные жители такого никогда не видели.

Огромный свод семейных фотографий — все на лыжах. Сколько себя помню — впереди маячат отцовская спина и голова в старомодной лыжной шапочке, я — за ним. Однажды он так на моих глазах долетался «кубарем» — сломал плечо, врезавшись в сосну. Друзья написали ему в больницу, в травматологию ЦКБ, что-то вроде: «Небось повсюду вазы, ковры и унитазы, а в унитазах — черная икра… Но всё же, право слово, выписывайся, Вова, тебе помогут только 300 грамм…» Или 200, уже не восстановить по памяти…

И эти комсомольские спортивные выезды… Какой-то немыслимый энтузиазм, настолько чрезмерный, что он заменяет стоическое самоограничение — на кой черт Мясников распоряжался об отмене выходного для своих затурканных сотрудников, и только ради того, чтобы вторгнуться в туристический отдых москвичей. Дался отдыхающим этот десант комсомольцев из горкома!

Любимым местом отдыха номенклатурного плебса был пансионат «Клязьма», где лыжи тоже были главным развлечением: движение шло по шикарному, почти дремучему лесу, до вольера с ланями. После изнурительной прогулки можно было припасть к горлышку напитка «Саяны» — это единственный элемент сегодняшней линейки черноголовских лимонадов, который удивительным образом сохранил аутентичный советский вкус, что позволяет мне воспринимать его как машину времени, доставляющую в определенное место в определенном десятилетии — 1970-х. Ничего подобного с другими знаменитыми марками тех лет, например, «Байкалом», не происходит: вкусовые рецепторы помнят всё и потому обнаруживают фальшь в любых иных напитках…

Кроме лыж важнейшим из искусств для всех советских людей были футбол и хоккей. Не случайно однажды объединили издания «Футбол» и «Хоккей», создав еженедельник со сдвоенным названием. Это же было всего лишь сезонное разделение: летом — футбол, зимой — хоккей. Да и профессионализация произошла только на рубеже 1950-1960-х, когда футболисты перестали быть одновременно хоккеистами или игроками в русский хоккей. На этих качелях — футбол/хоккей — и качался досуг советского мужского населения.

С ранней юности папа болел за «Спартак» — и в футболе, и в хоккее, обожая в поздние годы Федора Черенкова и Александра Якушева. А началось все, возможно, потому, что это тоже было идеологически обусловлено пристрастием к чтению книги Рафаэлло Джованьоли о восстании Спартака. Хотя в конце 1940-х все болели или за «Динамо» (Москва), или за ЦДКА, а работая в органах власти, он был приписан к обществу «Динамо» — куда деваться…

Мне же никогда не нравился «Спартак» — ни в хоккее, ни в футболе. Хотя, конечно же, я отдавал должное, например, хоккейному «Спартаку» эпохи Якушева-Шадрина и футбольному времен Юрия Гаврилова и Федора Черенкова. Но сердце мое было отдано тбилисскому «Динамо».

«Райнштадион» в Дюссельдорфе. 13 мая 1981 года. Финал Кубка обладателей кубков, «Карл Цейсс» (Йена) — «Динамо» (Тбилиси). Мне было 15 лет, с конца 1970-х я болел за тбилисцев. Точнее, за «профессора» — Давида Кипиани. А еще за Владимира Гуцаева, укрощавшего мяч, имевшего с ним особые, личные отношения и не замечавшего защитников, безжалостно лупивших его по ногам, и Отара Габелию, которого интересовал только его собственный кошачий прыжок.

И я помню эту телевизионную картинку. Сначала показали, как на замену выходил Нукри Какилашвили, он уже весь был там, на поле, в игре, арбитр же задержал его, проверял бутсы. Потом показали, как, говоря словами великого комментатора Котэ Махарадзе, Рамаз Шенгелия «обходит одного, второго», оставляет мяч Владимиру Гуцаеву, и тот вколачивает его в ворота.

Ну а затем состоялся такой же важный гол в истории советского и грузинского футбола, как и для канадского хоккея — гол Пола Хендерсона за 34 секунды до конца последней игры в суперсерии Канада — СССР. Закончив карьеру, он, кстати, стал священником — а как еще Хендерсон мог истолковать историческую миссию, выполненную им 28 сентября 1972 года?

Виталий Дараселия получил пас, ушел вправо, убрал мяч под себя, все ждали, что он опять уйдет вправо, а он ударил неожиданно левой ногой и поймал вратаря на противоходе. «Представляю, что сейчас творится в Тбилиси», — одна из самых известных фраз Махарадзе. Хотя моя самая любимая: «Пока мяч в воздухе — коротко о составах» (тогда «Динамо» играло с «Ливерпулем». Потом еще были победы над «Вест-Хэмом» и «Фейенордом»).

Леонид Ильич, выступая на приеме в честь 60-летия установления Советской власти в Грузии, сказал: «Не подвели и тбилисские динамовцы: овладели одним из самых почетных европейских призов. Не зря мы все за них болели».

С тех пор каждое 13 мая, особенно, когда по возрасту обрели право выпивать, мы с будущим футбольным комментатором Михаилом Мельниковым выходили на балкон его квартиры на 22-м этаже на «Юго-Западной» и орали «Ди-на-мо!» с ударением на последнем слоге. Потом, конечно, повзрослели и бросили это дело, но память о 13 мая осталась. А Виталий Дараселия в 1982-м погиб в автомобильной катастрофе. Давид Кипиани, на мой вкус, самый изящный, точнее, изысканный игрок в мировом футболе, разделил судьбу Дараселии в 49 лет. Умер и Рамаз Шенгелия — в 55 лет…

Я приезжаю в Тбилиси, в город, где молодые люди никогда не опаздывают, не очень любят застолья и свободно говорят по-английски, включаю телевизор и пытаюсь смотреть футбол.

И всякий раз как будто оказываюсь на одном из московских стадионов — мне хочется дать этим ребятам стартовый пистолет.

Хорошо, ходите по полю со спущенными гетрами, тяните время, когда выигрываете, но покажите класс. Один финт стоит мессы. Ну неужели им не хочется быть похожими на Гуцаева? Гипнотизировать мяч, устраивать вокруг него, точнее, с ним этот мистический танец, играть для зрителя так, чтобы он вставал, как вставал стадион «Динамо» имени Ленина в Тбилиси, все 80 тысяч, когда на замену выходил Гуцаев? Неужели им не хочется гарцевать по полю с аристократической посадкой — так, как это делал капитан сборной СССР Александр Чивадзе? Лупить по мячу обаятельной лысой головой, как Реваз Челебадзе? Плюнуть в рожу судье, как Шота Хинчагашвили? Накачать такие же ноги, как у Манучара Мачаидзе или Тенгиза Сулаквелидзе? Неужели не хочется ловить мяч, даже самый легкий, с артистизмом Отара Габелии? Неужели они не изучают часами мягкую пластику похожего на Дон Кихота Давида Давидовича Кипиани? И где теперь пресловутая 35-я школа города Тбилиси, которая готовила в 1960-е гениев, где кутаисские футбольные традиции, которые дали чуть ли не половину состава «Динамо» конца 1970-х — начала 1980-х?