Андрей Константинов - Вселенная Ивана Ефремова. Интуиция «Прямого луча»

А. Г. Галис: А Вы не спросили относительно «Аэлиты» и «Гиперболоида инженера Гарина»? У него был интерес к этой теме.

И. А. Ефремов: Но я не интересовался этой темой и не писал ничего космического.

А. Г. Галис: Все еще были заземлены?

И. А. Ефремов: Все еще был заземлен. Надо сказать, что эта литература совершенно к нам не пробивалась, начиная с 30-х годов и все военное время. Я даже не знал об огромном развитии за границей этой литературы, не подозревал. Поэтому, когда я написал в 45 году «Звездные корабли», это было скорее переплетением с палеонтологией, и отталкивался я от палеонтологии, а не от того, что устремлялось в космос.

А. Г. Галис: Хорошая вещь. Некоторые люди считают, что «Звездные корабли» — это новое слово и что это очень красиво, что в этой вещи есть большая красота, кроме познавательности, ее стиля. Там метафора очень хорошая.

И. А. Ефремов: Там действительно удалось найти поворот этого всего. Но американцы ее расценивают несколько иначе с точки зрения литературного мастерства. У них есть такой критик Маршак. Он мне даже прислал рецензию — несколько страниц он посвятил «Звездным кораблям» в «Сатадей ревю», и он пишет, что книга слабая, перегружена наукой, в ней нет динамической фабулы, в ней нет конфликта.

А. Г. Галис: У меня особое мнение на этот счет. Жаль, что я не могу поспорить с Маршаком.

И. А. Ефремов: Но он пишет, что, по-видимому, Ефремову это и не нужно, а его задача — учесть науку, так подходит.

Но «Звездные корабли» — они написались у меня как-то своеобразно, в течение недели я их написал.

А. Г. Галис: Это своеобразный рекорд.

И. А. Ефремов: Причем сразу же, окончив свой большой роман «Великая дуга», я их написал. Я в 45-м году написал этот роман. Обратился тогда к исторической теме. Сейчас он не представляет интереса, но тогда это была единственная книга в советской литературе, которая, во-первых, говорила о древней истории, а, во-вторых, о зарубежных странах, об Африке и т. д.

А. Г. Галис: Может быть, это была Ваша дань Хаггарду?

И. А. Ефремов: Безусловно, мне хотелось написать на хаггардовскую тему, потому что Хаггард до сих пор остается моим любимым писателем, и поэтому мне хотелось, как Вы удачно сказали, заплатить ему дань. А может быть, известные подсознательные соображения уже на другой основе. Причем я считал, что надо рассказывать нашей молодежи о том, что почему-то игнорируется нашей литературой. У нас это не было модно — зарубежные страны, тематика внутри Советского Союза и история не старше монгольского нашествия. А тут я спустился в Древнюю Грецию и Египет, потому что поразительное дело: ведь школьники не знали ни мифологии, не то, что о Древнем Египте имели слабое представление — очень короткий курс. Я считаю, что это совершенно неправильно для стран, которые должны иметь марксистское мировоззрение, а марксистское мировоззрение базируется на истории, и без этого никакого развития нет. И я нарочно написал эту вещь. Сейчас, когда написаны на эту тему десятки книг и переведено много книг, она сейчас устарела, как многие другие, а тогда она была единственной и претерпела много мытарств с печатанием. Она написана в 45 году, а опубликована в 49-м.

А. Г. Галис: Она переиздавалась?

И. А. Ефремов: Нет. Я написал этот роман, за неделю написал «Звездные корабли», которые тоже долго не печатались — в 48-м году только были опубликованы, и там тоже сомнения были. По-моему, Писаржевский выступал, — сейчас он от этого открещивается, но у меня хорошая память, — который ставил вопрос так: если они к нам прилетели, они, значит, достигли конца, но если конец на 70 миллионов лет раньше, это может породить…

А. Г. Галис: Ну и философия! Своеобразная философия.

И. А. Ефремов: После этого я уехал в Ленинград и принял руководство в Академии, и не возвращался к литературе до 57-го года.

А. Г. Галис: Это была форма ответа на некоторые явления в Вашей книге?

И. А. Ефремов: Нет, просто натуральный ход событий. Просто я был очень увлечен очень интересной работой в Центральной Азии, которую мне пришлось делать впервые в таком масштабе; потом я издал «Тафономию» — большую капитальную работу другую, которая отняла 20 лет, палеонтологическую, в 40 печатных листов.

А. Г. Галис: Есть какое-то посвящение в этой книге?

И. А. Ефремов: Она посвящается безымянным и безызвестным лицам. Первую шахту прорывали, которая явилась первой помощью… ученых, помогая разыскивать кости.

А. Г. Галис: Я догадался. Думаю, что понял Вас. Наш разговор очень интересен. Я даже волнуюсь. Ну, десять лет прошло Вашей писательской деятельности.

И. А. Ефремов: Все в жизни диалектично; я ведь фанатический проповедник диалектики. Поэтому я считаю, что там, где вы сталкиваетесь с большими физическими трудностями, там зато у вас большая психологическая свобода и облегчение. Психологические трудности связаны обычно с какими-то более легкими физическими состояниями — все это так. Поэтому тяжелый сам по себе экспедиционный труд влечет за собой какое-то первобытное освобождение души и тела, независимость, так что одно другое компенсирует.

А. Г. Галис: Я начинаю догадываться, что этот десятилетний период успешной работы и нечто психологическое были чем-то вроде преддверия, перехода в литературу.

И. А. Ефремов: Да, преддверием. Я реализовал свой долг в науке, должен был отдавать свой долг в науке: «написал «Тафономию», написал «Фауну медистых песчаников» и ряд других работ.

А. Г. Галис: Я так и не понял слово «Тафономия».

И. А. Ефремов: «Тафономия от слова «тафос» — могила и «номос» — закон, т. е. закономерности захоронения, — как остатки животных становятся окаменелостями. Я проследил весь этот процесс. Тут контакт геологии с палеонтологией. Это мог сделать только человек, владеющий одинаково обеими науками. Здесь мне помогла сама смежность наук. Оказалось, что эти процессы очень интересны потому что закономерен не только процесс образования чего-то — накопления отложений, но закономерен и процесс разрушения — то, на что не обращалось внимания, — диалектическая вторая сторона всякого созидательного процесса. А до сих пор геологи считаются только с процессами накопления. А ведь в процессе движения земной коры, наступления и отступления моря, поднятия гор и сравнивания этих гор, от разрушений тектонических происходят и огромные процессы разрушения. Эти процессы также имеют свои закономерности, и остаются после них «документы», и, кроме того, они изменяю всю первоначальную картину, которая получилась в результате отложений и накоплений. И поэтому изменяют всю картину, что, скажем, от древних эпох существования земли остаются отложения преимущественно не морские, а наземные. Морские не остаются, они нацело исчезают, выпадают из геологической летописи, и не потому что их не было, а они закономерно уничтожились. Вот такие закономерности разрушения в историческом прошлом нашей земли — они есть тафономия.