Владимир Крючков - Личное дело.Три дня и вся жизнь

Брежнев был сторонником постепенных перемен, предлагал проводить их без спешки, без потрясений, без революционной ломки. Косыгин же выступал за путь более радикальных реформ. Отстаивая свои идеи, он проявлял редкостное упорство, не выносил возражений, болезненно реагировал на любые замечания по существу предлагаемых им схем и решений. Экономику он вообще считал своей вотчиной и старался не подпускать к ней никого другого. Этим Косыгин настроил против себя многих членов высшего руководства.

На определенном этапе накал разногласий в политбюро достиг апогея, и вопрос встал о выборе между двумя подходами к развитию нашего общества. Линия Брежнева взяла верх. Он стал укреплять свои позиции в руководстве, но в порядке уступки Косыгину все же был вынужден согласиться с его предложением о перемещении Андропова с участка социалистических стран и, главное, из аппарата ЦК КПСС.

Надо сказать, что тогда пост секретаря ЦК КПСС, который до своего нового назначения занимал Андропов, являлся весьма влиятельным. Не следует думать, что в основе конфликта Косыгина с Андроповым лежали лишь политические разногласия. По наблюдениям многих товарищей, для их отношений была характерна и какая-то личная несовместимость. Не раз на это сетовал, кстати, и сам Андропов. Очередная стычка с Косыгиным действовала на него порой просто удручающе.

И все же спор между ними имел явную политическую подоплеку — Андропов опасался, что предлагаемые Косыгиным темпы реформирования могут привести не просто к опасным последствиям, но и к размыву нашего социально-политического строя.

Назначением Андропова на пост председателя КГБ СССР в мае 1967 года Брежнев, с одной стороны, как бы сделал уступку Косыгину, а с другой, значительно укрепил свои позиции, сделав этот важнейший участок полностью безопасным для себя. И действительно, с этого направления Брежневу до самых последних дней уже ничто не угрожало. Андропов всегда сохранял к нему полную лояльность, стремился всячески помогать.

Помимо выполнения своих прямых обязанностей председателя КГБ, он принимал активное участие в подготовке всех наиболее важных речей и докладов генсека, готовил многие предложения по вопросам внешней и внутренней политики, причем всегда делал это с полной самоотдачей. Андропов часто спорил даже с Леонидом Ильичом, отстаивал свои взгляды, но неизменно делал это с большим тактом, вел дискуссию исключительно корректно. Если же его удавалось в чем-то переубедить, то он не просто вставал на позицию другой стороны, но и твердо придерживался достигнутой договоренности.

Брежнев понимал значение Комитета госбезопасности, был внимателен к чекистам и хорошо осведомлен о положении дел в органах, черпая информацию от тех сотрудников КГБ, которых лично знал, а также из курировавшего Комитет госбезопасности отдела административных органов ЦК КПСС. Во всяком случае, кадровую политику в комитете из своего поля зрения Брежнев никогда не выпускал.

Вместе с Андроповым на работу в Комитет государственной безопасности перешел и я. Предложение Юрия Владимировича не явилось для меня неожиданным, ведь к тому времени мы уже проработали вместе около тринадцати лет и нас связывали не только общие взгляды, но и личные отношения, основанные на взаимном доверии и уважении.

Нет нужды говорить, что до того самого дня я меньше всего ожидал, что когда-нибудь стану чекистом! Еще труднее было предположить, что с КГБ будет связана вся моя последующая трудовая жизнь, что в этой организации я пройду долгий и нелегкий путь от помощника председателя, начальника секретариата КГБ, заместителя и начальника главка до председателя Комитета!

Долго и даже с некоторыми опасениями думал я над тем, как подойти к описанию своей работы в разведке. До последнего времени ни один руководитель советской разведки не писал мемуаров. Исключение составляют вышедшие в 1992 и 1993 годах две книги сменившего меня на посту начальника Первого главного управления КГБ СССР Леонида Шебаршина, в которых его работа в разведке описана без претензий на освещение деятельности службы в целом в течение длительного периода и показа ее как одной из структурных составляющих государственности.

Это и понятно — секретный характер организации, невозможность использования сведений, почти целиком представляющих государственную тайну, опасение подвести сотрудников, находящихся еще в строю, раскрыть агентов и помощников, особенно тех, кто сейчас там, за рубежом.

Сейчас, когда я побывал под арестом и мое положение отличается от положения предшественников, к вопросу о хотя бы кратких воспоминаниях бывшего руководителя советской разведки в 1974–1988 годах позволительно подойти иначе. Но не мое положение является определяющим. Кардинально изменилась обстановка в стране, ситуация вокруг органов госбезопасности, в их работе стало больше гласности, перед отечественной и мировой общественностью открылись многие аспекты деятельности специальных органов, в том числе и разведслужб бывшего Союза.

Кстати, в гласность работы органов госбезопасности, и в частности разведки, мне довелось внести вклад, став, как говорится, первопроходцем. Мною было дано немало интервью средствам массовой информации — отечественным и зарубежным, опубликован ряд статей по вопросам деятельности Комитета госбезопасности. Затем следовали многочисленные выступления в печати руководящих и рядовых сотрудников органов в центре и на местах, встречи с представителями общественности.

Разумеется, своими воспоминаниями я не должен причинить вреда никому лично и разведслужбе в целом. Поэтому не буду называть многих имен, опущу ряд конкретных операций, дел и стран. Если кому-нибудь из моих бывших «однополчан»-разведчиков доведется прочитать эти воспоминания, я уверен, они без труда узнают себя и в душе, возможно, дополнят их другими деталями, эпизодами, историями, которые мною опущены то ли в стремлении рассказывать о самом главном, то ли по причине несовершенства памяти.

В Комитете госбезопасности СССР я проработал в общей сложности 24 года и три месяца, из них более 17 лет в разведке: три года был первым заместителем начальника Первого главного управления и затем в течение 14 лет — руководителем ПГУ. Правда, после августа 1991 года я числился в органах госбезопасности формально, был уволен в отставку 4 октября 1994 года.

До сих пор считаю, что годы, проведенные в разведке, являются самыми яркими в моей жизни. Для меня это был период творческого подъема, становления не только как профессионала, но и как политика. Огромный объем информации, который ежедневно стекался ко мне, позволял не только быть в курсе международных событий, но и взглянуть как бы со стороны, с разных точек зрения на процессы, происходившие в нашей стране. Думаю, что в этом плане именно разведка предоставляет поистине уникальные возможности.