Кари Хотакайнен - Неизвестный Кими Райкконен

Я напуган одним только рассказом об этом, но продолжаю слушать.

«Я никогда не боялся. Если бы я по-настоящему испугался, это стало бы моментом завершения карьеры. Мне нравится быть в машине; гонки — редкий плюс моей работы. Ты остаёшься наедине с собой» .

Я это понимаю, хоть и проводил все свои путешествия в совершенно обычных машинах.

Машина Ф1 — это самое маленькое рабочее место в мире. Работник лежит в сделанной под него капсуле в шлеме, со слегка согнутыми коленями и ограниченным обзором. Никакого контакта с работодателем, если не считать командное радио, которое связывает тебя с инженером. Все остальные гонщики — соперники, некоторые из них хотят как можно быстрее лишить тебя работы. Срок уведомления — одна секунда, годовая зарплата непропорциональна, атмосфера временами накалена до предела, а выгода неизмерима. Самая интенсивная работа ведется на протяжении полутора-двух часов, в то время как количество рабочих часов подсчитать невозможно, а отдых сильно ограничен. Тебя быстро узнают, где бы ты ни был, но забывают ещё быстрее.

Я прошу Кими пролить ещё немного света на уникальность его работы. Он делает паузу, чтобы подумать об этом — не удивительно, что ему нужно время. Есть и другие профессии с уникальными особенностями, которые сложно объяснить. Да и с другой стороны, зачем тебе вообще их описывать? Что бы ты предпочел: рассказ композитора о его произведении или саму музыку? Тебе будет неинтересно слушать рассказ сантехника о том, насколько хорошо и как скоро он починит систему отопления. За свою жизнь я читал сотни книг и сотни интервью, взятых у их авторов. О последних я не помню ничего, в то время как многие книги оставили у меня яркие впечатления.

Кими устраивается поудобнее, допивает бутылку «Пенты» и отрыгивает. Он не привык думать о том, что делает — он просто делает. Многие профессионалы, у которых я брал интервью по поводу Кими, повторяли одно слово: инстинкт. Он либо есть, либо его нет. Всё остальное можно получить на практике.

«Вождение и решения, принимаемые на ходу, появляются как-то автоматически, подсознательно. Если меня кто-то спросит, где надо тормозить, я не смогу сказать. Импульс появляется сам собой. Если бы мне пришлось над этим думать, то у меня было бы столько же шансов, сколько у снега в пекле, я бы всегда опаздывал. Иногда тебе надо просто понять, где тормозить».

Кими смотрит на меня, интересуясь, понял ли я его посыл. Я понял. Но я хочу услышать больше. Многие люди смотрят старт гонки, потому что это одна из характеристик спорта в чистом виде: на полной скорости к хаосу. Это совершенно непостижимо. Машины разгоняются бок-о-бок перед поворотом. В Малайзии на Сепанге скорость в конце стартовой прямой достигает 230 км/ч; для сравнения, скорость в первом повороте — 80 км/ч. Пульс гонщика поднимется со 110 на стартовой решетке до 180 за несколько секунд. Первый поворот становится самым стрессовым моментом.

«Тебе нужно понять, где остальные. Вы едете колесо в колесо. Когда делаешь это годами, уже хорошо знаешь, что сделает тот или другой соперник, потому что уже много раз это видел. Ты можешь ехать рядом с кем-то и знать, что он не сделает ничего глупого, ты ему доверяешь. Но есть и те, о ком ты ещё не знаешь, ты прямо видишь, что с ними надо быть осторожнее. В целом так везде. Нужно знать слабые стороны других. Компьютер в твоей голове перебирает альтернативные варианты, и нужно просто выбрать лучший из них. Или тот, что идёт за лучшим».

Голоса семьи эхом раздаются в коридоре, и опасная работа внезапно перестаёт быть подходящей темой для разговора. Робин вбегает в комнату и хочет построить башню из подушек, с которой можно было бы спрыгнуть. Мальчик стал носителем будущего, которое представить сложнее, чем гоночную траекторию. Ноябрьский свет заливает комнату через панорамное окно. Кими спрыгивает на пол и начинает ставить подушки с сыном. Время останавливается или исчезает вовсе. Он погружается в игру с головой. Гримасы отца смешат Робина. Кими взглядом говорит мне, что я могу продолжать задавать вопросы — он может отвечать и с пола.

Я заинтригован маленькими разницами во временах. Финский лыжник Юха Мието упустил золотую медаль зимней Олимпиады-80 в Лейк-Плэсиде в скиатлоне на 15 км, проиграв всего одну сотую секунды. Эта мизерное отставание позволило ему войти в историю. В «Формуле-1» создаётся ощущение, будто из часов смогли выжать ещё одну временную единицу. На табло отставания выглядят микроскопическими, но на трассе всё совсем иначе.

«В целом все находятся в двухсекундном окне. Ехать в двух секундах от лидера довольно легко, то есть, если ты постоянно в двух секундах от лидера, ты просто продолжаешь ехать — тут особо ничего не сделаешь. Когда отставания сокращаются до десятых или сотых секунды, и ты едешь на полную, настройки твоей машины решат, сможешь ли ты сделать то, что хочешь. Всё должно быть идеально точно; так ты будешь знать, что случится в повороте, хватит ли сцепления с трассой. Вся разница в таких деталях. Если машина настроена неправильно, у тебя нет ни шанса. Если проигрываешь кому-нибудь несколько десятых на круге, например, в Бразилии, умножь эту разницу на 70 кругов и поймёшь, к чему это приведёт. Маленькое отставание становится большим».

Кими и Робин заканчивают башню. Робин залезает на её вершину по маленькой приставной лесенке и спрыгивает на пол. Кими радуется, Робин смеётся. Когда ты с детьми, время измеряется в других единицах — в моментах.

Спустя некоторое время мы начинаем отматывать назад годы, находясь в полутёмной комнате, которую Кими забавным сухим голосом называет своим офисом. Площадь комнаты примерно 20 квадратных метров, она оформлена в серых и чёрных тонах. Большую часть пространства занимает прочный алюминиевый стол с большим компьютером. Вдоль одной из стен – стеллажи со шлемами разных лет. Чтобы удобно расположиться, есть два дивана. Эту уютную комнату можно использовать как кинотеатр, проецируя фильмы на стену. Но мы здесь не ради фильмов, наши взгляды направлены в прошлое. Этому мужчине 38, и, по меньшей мере, столько же у него впереди. Он не привык оглядываться в прошлое, он не так много времени потратил на размышления о том, что сделал – он думает о том, что собирается делать.

Стоит согласиться с тем фактом, что о себе и о том, что ты сделал, говорить непросто – и довольно часто не так интересно. К счастью, есть другие люди, у которых можно взять интервью. Они появляются в комнате благодаря старым записям и дают свои версии событий. Полная картина становится более реальной, хотя всплывающий образ иной личности всегда остается неточным, несколько расплывчатым.