Коллектив авторов - Ровесники. Немцы и русские [сборник]

Из лаборатории аэрогеофизических методов поисков рудных месторождений, где я работала, я перешла в лабораторию математических методов и занялась созданием электронного банка радиоактивных данных, получаемых в результате аэрорадиометрических съемок, для чего разработала информационные структуры и программные средства обслуживания банка. Попутно я предложила систему категорирования поступающей в банк информации исходя из времени, методов и качества аэрорадиометрических съемок.

Для внедрения в практику геолого-геофизических организаций программных разработок ВИРГа (не только своих) я ездила в командировки в производственные геологические организации СССР, а также два раза в СГАО «Висмут».

В 2010 году я вышла на пенсию и с тех пор не работаю. На работе у меня всё было относительно благополучно, и работа мне всегда нравилась. В личной жизни у меня и у моих близких было сложнее и далеко не так хорошо: разводы, болезни, смерти, инвалидности, усилия по улучшению жилищных условий. Я дважды была замужем. У меня взрослые сын и внучка.

Дитер Энгелаге родился в 1959 году, в детстве пережил гибель отца на фронте и смерть младшего брата от голода, а после войны – перемещение из родных мест. Получил образование в Техническом институте Ильменау и дополнительное в Московском энергетическом институте. Профессор, доктор технических наук, автор многих публикаций по вопросам электроэнергетики, теоретической электротехники. Инициатор и организатор нескольких международных конференций в области электроэнергетики.

Предварительные замечания

Непосредственно после издания моей книги «Im Visier der Uransucher – 40 Jahre Uranerkundung in der Oberlausitz» («В поле зрения поисковиков урана – 40 лет разведки урана в Оберлаузитце»), которую можно было купить в конце 2012 года в книжных магазинах, появилась книга Бориса Лашкова «Auf Uransuche hinter der Elbe» («Поиски урана за Эльбой»). Произошло то, что и должно было произойти, – оба автора установили контакты и возник обмен интересными мыслями. Наши переговоры привели к проекту публикации биографий ровесников (мы почти одного возраста, 75–76 лет), в которых каждый в своей профессии может вспомнить о немецко-русских взаимоотношениях.

Начало

Я родился в 1939 году примерно в 80 км к востоку от Одера в деревне Лаубниц округа Зорау к радости родителей, бабушек и дедушек. Шестью годами позже, в июне 1945 года, оставшаяся часть семьи – моя мать, дедушка и я, шестилетний ребенок, перебралась в деревню Дёббрик вблизи Коттбуса, примерно в 60 км к западу от Одера. Жители деревни, которая расположена на реке Шпрее, говорили на одном из славянских языков по-лужицки (по-сорбски). С 1945 года по Одеру была установлена новая граница между Германией и Польшей.

Что же произошло? Развязанная нацистской Германией в 1959 году Вторая мировая война вернулась туда, откуда она началась. Державы-победительницы СССР, США и Англия постановили начать после войны «политическое и географическое преобразование Германии, денацификацию, демилитаризацию и репарационные поставки в пределах новых границ неопасной Германии» (Конференция в Ялте). Германия вызвала две мировые войны, в ходе которых погибло примерно 70 млн человек, а также был причинены огромный материальный ущерб и горе миллионам людей. В Потсдамском соглашении в 1945 году державами-победительницами в согласии с эмигрантскими правительствами Польши и Чехословакии постановлено (архив документов Германии по-английски и по-немецки): Статья III, абз. 1: «Армии союзников оккупируют всю Германию, и немецкий народ начинает искупать страшные преступления, совершенные под руководством тех, которых он открыто принимал во времена их успехов и которым он вслепую повиновался». Статья XIII, абз. 2: «Три правительства обсудили вопрос со всех точек зрения и признают, что должно проводиться переселение немецкого населения или его отдельных частей, оставшихся в Польше, Чехословакии и Венгрии, в Германию» (по-английски Transfer of population = переселение населения).

В соответствии с постановлениями Потсдамского соглашения оставшиеся в живых члены моей семьи должны были покинуть родину и начинать все заново к западу от Одера. Это перенесение восточной границы на запад не было, как сегодня иногда представляют, самоуправством русских и поляков, оно было следствием результатов Второй мировой войны и точкой зрения держав-победительниц в Потсдамском соглашении. Начавшееся в конце войны бегство множества людей в направлении запада было следствием страха перед «славянским недочеловеком», образ которого нацистская идеология вбивала в немецкие головы, но также и страхом перед возмездием за убийства немецкими захватчиками во время войны на востоке.

Во всех затронутых войной странах были многочисленные семьи, оплакивавшие своих погибших близких. Моя судьба всего лишь одна из многих, и мне хотелось бы, чтобы это именно так и понималось. Мой дедушка рассказывал мне, что когда мне исполнилось шесть лет, солдаты советской армии, чтобы добраться до Берлина, двигались по нашей деревне Лаубниц с высокой скоростью. Русские заходили в крестьянские дома, видели на входе Иисуса на кресте и всегда говорили «распятие, не фашисты» и уходили или просили есть, пить и часы. Мой дедушка часто говорил мне, когда вспоминал это время: «Упаси Бог, если нам отплатят тем же, что мы причинили полякам и русским». Так он отобразил мне, как только можно было объяснить мальчику, то, что он узнал от его двух сыновей во время их отпуска на родину. Оба хотели осуществить свои мечты в сельском хозяйстве в качестве коневодов или скотоводов, но погибли один под Ленинградом, а второй под Сталинградом. Моя мать, по-христиански мыслящая и жившая, горевала по своему мужу, моему отцу, и по моему младшему брату, умершему в конце 1945 года от голода. Все эти переживания оставили глубокий след во мне и существенно сформировали мой образ мыслей, но также и мой послевоенный интерес и любопытство к тем людям из России и Польши, о которых говорили тогда так пренебрежительно.

Мой первый русский контакт – русская компания летом 1945 года на реке Шпрее

После переселения (в ФРГ это называется изгнанием) из нашей родины в Лаубнице в сорбскую деревню Дёббрик моя мать, мой дедушка и я нашли пристанище у крестьянина в свободном помещении для приготовления кормов рядом с коровником. За работу на поле и в конюшнях мы могли бесплатно есть и пользоваться ночлегом. Прошел слух, что на излучине Шпрее, на удалении всего лишь примерно одного километра, русские разбили лагерь. Возникли страхи, которых мы, дети, не понимали. Сначала три любопытных мальчика, в том числе и я, пошли к Шпрее, и мы приблизились несколько боязливо к солдатам, звавшим нас словами, которых мы не понимали, и подзывавшим жестами. Когда мы пришли, солдаты были в восторге, да и мы смеялись и улыбались. Один солдат играл на аккордеоне, другой подыгрывал на чем-то в такт, позже я узнал, что это была балалайка. Еще один солдат пришел с солдатской посудой, полной молока, которое мы должны были выпить, к нему дали черный хлеб. Мы глотали так быстро, как только могли, а хлеб взяли и с собой. Когда мы вернулись, то отвечали на расспросы перепуганных старых сельчан. Тем не менее с согласия родителей мы пошли снова к русским на следующий день с жестяными чайниками и получили молоко, которое они давали нам из бочки. Мы бегали ежедневно к русским на Шпрее, с которыми у нас устанавливались все более дружелюбные отношения. Мы очень жалели, когда русские уехали, и нашли вскоре способ утолять голод «мелкой кражей морковки с крестьянских полей».