Эльдар Рязанов - Грустное лицо комедии

В «Человеке ниоткуда» состоялось два настоящих дебюта, уже без всяких натяжек и скидок. Перед кинозрителем впервые появились на киноэкране Сергей Юрский и Анатолий Папанов. О Юрском я уже рассказывал, а вот Анатолию Папанову в кино фатально не везло. Актёра много раз приглашали в разные картины. Он соглашался. Снимали кинопробы, а на роли его не брали. Пробовался Папанов и у меня на роль Огурцова, но утвердили мы, как известно, Игоря Ильинского.

Папанов всеми этими неудачами был так травмирован, что стал избегать кинематографа. У него возникло твёрдое убеждение, что он для кино не годится, что он не киногеничен. Когда я предложил ему сыграть Крохалёва в «Человеке ниоткуда», он уже абсолютно разуверился в себе как киноартисте и попросту не хотел тратить даром времени на пробы. Я приложил много сил, пытаясь склонить Папанова, но тот стоял на своём: он не создан для кино! Помню, я и упрашивал, и молил, и ногами топал, и кричал. В конце концов буквально силком удалось втащить Папанова в кинематограф.

В первом же своём фильме он сыграл сразу четыре роли. (В титрах так и было написано: «Крохалёв и ему подобные — артист Папанов».) Дебют оказался необыкновенно удачным — родился сочный, сатирический и, как выяснилось потом, драматический киноартист. В дальнейшем Анатолий Папанов создал на экране целую галерею интереснейших образов и типов. Судьба ещё не раз сводила нас вместе: и в короткометражке «Как создавался Робинзон», где Анатолий Дмитриевич исполнил роль редактора — душителя литературы; и в «Дайте жалобную книгу», где папановский метрдотель — хам и подхалим в одном лице; и в «Берегись автомобиля!», где ограниченный солдафон и спекулянт, манипулирующий высокими, чистыми словами, был мастерски разоблачён замечательным артистом. А вот с Сергеем Юрским мне больше не довелось встретиться. Я очень жалею об этом, потому что необыкновенно высоко ценю его дарование — умное, тонкое, одухотворённое.

Не могу не вспомнить, как я «завербовал» в «Человека ниоткуда» Юрия Яковлева. Ему я намеревался поручить положительную роль молодого учёного Владимира Поражаева. Требовался артист с интеллектуальной внешностью, обаятельный, комедийный, лёгкий. Юрий Яковлев только взошёл на кинематографическом небосклоне: в фильме Пырьева «Идиот» он отлично сыграл князя Мышкина. С комедийными ролями в кино он ещё не встречался. И то ли потому, что боялся комедий, то ли потому, что ему не нравился сценарий, то ли из-за занятости в театре, но Яковлев долго увиливал от решительного ответа. Он не отказывался категорически, но и не соглашался. Съёмки уже были на носу. Как воздействовать на актёра, я не знал. На помощь мне опять-таки (в который раз!) пришёл Пырьев.

— Передайте Яковлеву, — сказал Иван Александрович, — что я приглашаю его для разговора.

Понимая, что Пырьев, вероятно, будет его уговаривать сниматься у меня, Яковлев с визитом не спешил. Наконец мы привезли артиста на студию не то обманом, не то почти насильно. Встреча крупнейшего кинорежиссёра, народного артиста СССР, шестикратного лауреата Государственных премий, первого секретаря Союза кинематографистов СССР и молодого актёра произошла в приёмной директора «Мосфильма». Вышло так, что одновременно с разных сторон в «предбаннике» появились Пырьев и Яковлев. Члены съёмочной группы и я, которые очутились здесь якобы случайно, стали свидетелями необычной сцены. Пырьев, славившийся своим необузданным характером, вдруг бухнулся на колени.

Обескураженный Яковлев испуганно отодвигался и смятенно выкрикивал:

— Я согласен, согласен, я буду сниматься!

После «Человека ниоткуда» Юрий Васильевич стал моим партнёром во многих фильмах. В «Иронии судьбы, или С лёгким паром!» он исполнил роль несчастного ревнивца Ипполита, в «Гусарской балладе» — сердечного, лихого, но не блещущего умом вояку поручика Ржевского.

Однако если героя для «Гусарской баллады» мы нашли сравнительно легко, то с поисками героини пришлось промучиться весь подготовительный период. Актриса должна была обладать прелестной девичьей внешностью и фигурой. Но, одетая в гусарский костюм, не вызывать ни у кого сомнений, что это юноша. Актрисе предстояло скакать на лошадях, рубить саблей, стрелять и в то же время грациозно исполнять старинные танцы, петь романсы и, когда надо, чисто по-дамски, изящно падать в обморок. В одних сценах в её голосе слышатся суровые, непреклонные, петушиные интонации молодого мужчины; в других чувствуется нежность, мягкость и податливость барышни. Лицо её то пылает отвагой и бесстрашием гусара, которого пленяет схватка с врагом, то становится капризно-кокетливым, не теряя при этом привлекательности. К тому же по роли ей всего семнадцать лет. Если взять юную девушку, то у неё недостанет ещё актёрского умения, а если предпочесть актрису в возрасте, то следы прожитого на крупных планах скрыть не удастся.

Надо сказать, что роль Шуры Азаровой очень выигрышна, раньше такие роли назывались бенефисными. Добровольных советчиков нашлось немало. Многие предлагали своих жён, своих знакомых и знакомых своих знакомых. Репетиции и фотопробы велись широким фронтом. И когда после репетиции или пробы очередная кандидатка отклонялась, то некоторые обижались, переставали со мной разговаривать, а иные не здоровались несколько лет. Однако я не пошёл на поводу у своих «доброжелателей». Поиски продолжались. Устраивались кинопробы, но нужного сочетания всех взаимоисключающих качеств в одной артистке не находилось. Я приуныл и совсем отчаялся. И, однако, природа способна на многое. И в данном случае она помогла. Она поднатужилась и создала Ларису Голубкину.

Лариса училась на третьем курсе театрального института, на отделении музыкальной комедии. После первых репетиций и кинопроб я успокоился — актриса найдена. Наделённая многими способностями из тех, что требовались для роли, Лариса ещё совершенно ничего не знала и ничего не умела. Утвердив её, я взвалил на себя довольно тяжёлую ношу. Приходилось быть не только режиссёром, но и педагогом. И здесь самым трудным для моего характера оказалось набраться терпения, которое необходимо в работе с начинающей актрисой.

По счастью, выяснилось, что Лариса — девушка не из трусливого десятка. Она старательно и азартно училась верховой езде и фехтованию. И всё-таки ей приходилось очень нелегко. На зимних съёмках она проводила весь день в седле. Мороз — в тонких сапожках стыли ноги. Кони горячатся, волнуются, надо всё время держать ухо востро. А вокруг одни мужчины, которые нет-нет да и забывали, что Лариса принадлежит к прекрасному полу — ведь на ней был такой же гусарский мундир, — и выражались довольно смачно. И лишь потом спохватывались, что рядом на лошади гарцевала девушка.