Марина Чечнева - Самолеты уходят в ночь

Встреча с Расковой состоялась раньше, чем я могла надеяться. Как-то, идя по коридору, я услышала обращенные ко мне слова:

— Вы уже тут? Ну, здравствуйте, истребитель!

Я обернулась. Знакомое милое открытое лицо, светящиеся умом ласковые глаза, решительный росчерк бровей, высокий красивый лоб, гладко зачесанные назад и собранные в тугой пучок волосы.

— Марина Михайловна! Товарищ командир соединения, — тут же поправилась я, — летчик-инструктор Чечнева прибыла в ваше распоряжение.

Раскова улыбнулась и протянула мне руку:

— Рада вас видеть. Вот и сбылось то, о чем вы мечтали в тот вечер. Помните?

Помнила ли я? Разумеется, помнила до мельчайших подробностей.

— А вы повзрослели, возмужали, — продолжала Марина Михайловна. — Это хорошо. Ну-ка зайдем ко мне в кабинет, поговорим.

Раскова долго расспрашивала меня о прошлой работе. Узнав, что я летаю ночью, удивленно вскинула брови:

— Даже так? Это чудесно, такие летчики нам очень нужны.

— Для ПВО? — обрадованно спросила я, имея в виду истребительную авиацию.

— Не только для ПВО. — Раскова помолчала и неожиданно предложила: — Хотите летать на ночных бомбардировщиках ближнего действия?

Я не сразу поняла ее.

— Разве такие имеются?

— Конечно. И вы их отлично знаете, только не догадываетесь. Это ваши У-2.

У меня вытянулось лицо.

— Ну вот и разочарование. А работа предстоит интересная. В соединении будет создан полк ночников, оснащенный У-2. Цель его — оказывать помощь наземным войскам непосредственно на передовой. Хорошая маневренность этой машины, неприхотливость в эксплуатации, простота в управлении позволят проводить на ней такие операции, которые быстроходным или тяжелым машинам вовсе недоступны. К примеру, бомбежка с малых высот огневых точек противника, его ближних тылов и коммуникаций, разведка. Опасно, но увлекательно! Я не тороплю вас с ответом. Подумайте, а потом приходите ко мне.

Но я согласилась не раздумывая, сразу же. В конечном счете впереди меня ждал фронт. А это главное.

И вот началась учеба. Нас распределили по группам. В летную вошли пилоты из Осоавиахима и ГВФ, в штурманскую — студентки вузов. Кто имел техническое образование, стал обучаться на авиатехников, остальных определили в вооруженцы.

День и ночь над аэродромом гудели самолеты. Фронт не ждал, и мы, не жалея сил, занимались по тринадцати часов в сутки и более. Уставали страшно. Переутомление нет-нет да и давало о себе знать.

Однажды я вернулась из ночного полета в подавленном состоянии — очень неудачно приземлилась и едва не разбила машину.

— Не выйдет из меня ночника! — сгоряча выпалила я.

Поблизости оказалась Раскова. Она подошла и сказала жестко:

— Надо сделать так, чтобы вышел, Чечнева!

— Все равно не выйдет! — упрямо стояла я на своем.

Марина Михайловна внимательно посмотрела на меня. Я потупила взгляд.

— Это у нее пройдет, Марина Михайловна, — сказал кто-то. — Устала, наверное, вот и разнервничалась.

— Вовсе нет, — упрямо, но уже без раздражения ответила я.

— Выше голову, Чечнева! Хочу видеть на твоей груди после войны не меньше двух орденов.

Марина Михайловна повернулась и зашагала к другому самолету. Я видела, как она с завидной легкостью вскочила на плоскость и стала что-то объяснять летчице.

Такой она была всегда. В любое время суток Раскову можно было застать на аэродроме. Она проводила разборы, летала, беседовала с людьми, отдавала распоряжения, внимательно присматривалась к своим подчиненным, учила их. Казалось, она никогда не отдыхает, во всяком случае, ее всегда можно было видеть за делом. И все-таки мы не замечали ее усталой. Она умела владеть собой, только иной раз чуть рассеяннее становился взгляд ее глаз, менее решителен жест, тише голос.

В феврале сорок второго года из группы формирования выделили наш ночной полк легких бомбардировщиков, все должности в котором занимали женщины.

Пока он состоял из двух эскадрилий. Командиром полка назначили Евдокию Давыдовну Бершанскую.

Опытная летчица, она несколько лет работала инструктором в Батайском авиационном училище, до тонкостей знала учебный процесс, умела быстро сходиться с людьми. Еще в 1937 году за успешную преподавательскую деятельность Бершанскую наградили орденом «Знак Почета».

Перед войной Евдокия Давыдовна работала в отряде специального применения. Она обслуживала колхозы, летала на пассажирских и почтовых линиях, одновременно, как депутат Краснодарского городского Совета, вела большую общественно-политическую работу.

Начальником штаба полка стала бывшая студентка четвертого курса МГУ Ирина Ракобольская, инженером — Софья Озеркова, а штурманом — Софья Бурзаева. Это были надежные, авторитетные командиры. Но особенно мы были довольны, узнав, что комиссаром назначена Евдокия Яковлевна Рачкевич. Она уже была известна как обаятельный человек, и очень скоро мы между собой стали называть ее «нашей мамочкой». Возможно, это звучит сентиментально, но Рачкевич действительно стала для нас не только командирам, старшим товарищем, но и близким, родным человеком. С ней мы могли делиться любыми, самыми задушевными мыслями, любыми своими переживаниями. Мы совершенно спокойно доверяли ей самые сокровенные тайны.

Евдокия Яковлевна имела огромный жизненный опыт. Дочь бедняка, она рано познала нужду и горе. Уже в детстве Дуся отличалась удивительно сильным для ребенка характером. Ей, одиннадцатилетней девочке, доверяли винницкие партизаны, поручая некоторые задания. Отец, опасаясь репрессий, ругал дочку, нередко колотил ее. Но Дуся не отступала от своего. Нашелся предатель, который донес петлюровцам на ребенка. Однажды бандиты ворвались в дом ее родителей, учинили там погром, а девочку увезли с собой. На допросе ее избили, пытаясь выяснить, что она знает о партизанах. Дуся молчала.

Через две недели партизанам удалось освободить свою юную помощницу. Дуся вернулась домой. Отец принял ее холодно, обозвал «чертовой большевичкой», запретил иметь дело с партизанами. Однако Дуся не послушалась отца и на этот раз. Вскоре она помогла народным мстителям выследить и разгромить банду.

В 1920 году, будучи не в состоянии терпеть издевательств отца, Дуся навсегда покинула дом и стала воспитанницей пограничного отряда. Здесь она вступила в комсомол, затем в партию, отсюда уехала в Киев на юридические курсы. Закончив их, стала работать судьей в Каменец-Подольске, где ее несколько лет подряд избирали членом бюро окружного комитета партии.

С этого времени Евдокия Яковлевна постоянно находилась в самой гуще жизни. В 1932 году она — на военной службе в кавалерии. Через пару лет ее направляют учиться в Военно-политическую академию имени В. И. Ленина, которую она заканчивает с отличием. Затем Рачкевич работает преподавателем в военном училище связи в Ленинграде. Война застала ее в адъюнктуре академии. Партия посылает ее комиссаром формирования женских авиационных частей, а затем — в полк ночников.