Александра Давид-Неэль - Под грозовыми тучами. На Диком Западе огромного Китая

Их внимание привлек перелесок с еще не облетевшими листьями посреди поля, далеко в стороне от нашей дороги, и они побрели туда прямо по пашне, местами залитой водой. Кое-как добравшись до цели, китайцы расположились там и отказались двигаться с места. Я чувствовала, что еще немного, и я взорвусь.

Всё было в порядке, не считая того, что мы сидели без пищи и нас съедали комары. Около полудня хлынул проливной, долго не прекращавшийся дождь и, когда вечером мы собрались уходить, поле, через которое мы прошли ночью с таким трудом, превратилось в настоящее озеро. Погонщики поняли, что вернуться назад тем же путем невозможно, и принялись петлять в поисках какой-нибудь тропы, которая вывела бы нас на дорогу. Было темно, и вдобавок дождь лил как из ведра. Уже в десяти шагах не было видно ни зги. Моя тележка качалась во все стороны, как барка во время шторма, и два ее больших колеса увязали в глубокой грязи, покрытой водой. Лежавшие сверху вещи то и дело с шумом ударялись друг о друга, грозя свалиться в топь. Внезапно повозка резко накренилась вперед, и носилки оказались на земле; я соскользнула вниз и почувствовала, как что-то тяжелое ударило меня по лбу.

Оглушенная и потрясенная, я даже не успела вскрикнуть. Находясь в полубессознательном состоянии, я некоторое время не могла понять, что произошло. Однако боль быстро привела меня в чувство. Я поняла, что тяжелый ящик с книгами отвязался и свалился мне на голову.

Ионгден сидел позади, по другую сторону горы тюков. Почувствовав, что она рушится, он тут же соскочил на землю и барахтался в грязи, высматривая, не выпал ли из повозки какой-нибудь из наших ящиков или чемоданов.

Если бы только это! Достаточно было одного движения, чтобы ящик с книгами съехал вперед и окончательно расплющил мне лицо. Осознавая эту угрозу, я старалась не потерять сознание.

— Пойди сюда, — сказала я ламе, — и позови кого-нибудь. Я не могу пошевелиться, ящик упал мне на голову.

Охваченный ужасом Ионгден стал звать на помощь; на его вопли сбежались наши слуги и погонщик, правивший второй повозкой, — все трое расположились там. После падения мула мой возница, сидевший, как водится у китайцев, на краю телеги, свесив ноги, свалился в грязь, носилки опрокинулись.

Все эти подробности мне сообщили позже. Наконец я почувствовала, что давивший на меня груз сняли, и Ионгден обхватил мою голову обеими руками.

— Вам очень больно? — спросил он.

По правде сказать, я не знала. Я слышала какой-то невнятный гул, и было такое чувство, будто все мои мысли кружатся в вихре, и от этого невероятно шумит в голове.

Лама расстелил свои покрывала во второй повозке, и один из погонщиков, человек высокого роста, не настолько увязавший в грязи, как мой сын, вызвался отнести меня туда.

Мне пришлось наклониться вперед и опереться о край повозки, чтобы он смог меня поднять, но, попытавшись это сделать, я почувствовала в колене и в боку такую сильную боль, что не удержалась от крика.

— Ой! — сказала я Ионгдену. — Я не могу двигаться.

До сих пор я не вполне понимала, как на мне отразилось это внезапное падение. Повозка представляла собой обычную платформу, практически без бортов, на двух больших колесах. Моя нога оказалась снаружи и попала между спицами одного из колес.

Доморощенные санитары, поспешившие мне на помощь, не умели как следует обращаться с ранеными. Они освободили мою ногу так неловко, что вместо слов благодарности навлекли на себя проклятия. Наконец меня перенесли во вторую повозку.

Ионгден стал рыться в моих вещах.

— Что тебе надо? — спросила я.

— Носовой платок, чтобы вытереть вам голову, ее забрызгало водой. У вас слетел берет и волосы намокли.

— Оставь меня в покое, не приставай ко мне, — проворчала я. — Скоро ли мы поедем?

— Еще рано, — вздохнул Ионгден. — Надо подождать, пока взойдет луна. Когда мул упал, сломалась одна оглобля. Погонщик говорит, что еще и в колесе что-то треснуло.

Батарейки карманных фонариков, которые мы всегда держали под рукой, сели, а у погонщиков фонарей не было. Стало быть, как советовал Ионгден, следовало ждать появления ущербной луны.

Дождь всё не переставал. Сын укрыл меня простыней из якобы непромокаемой ткани. Лежа под этим покрывалом, я, очевидно, смахивала на труп, один из множества трупов, которые везли с поля боя, ведь линия фронта проходила где-то неподалеку.

Когда взошла луна, сломанную оглоблю перевязали веревками и привели в порядок развалившуюся поклажу, но я не следила за этими приготовлениями. Мое колено нестерпимо болело, в боку продолжало ныть. Несмотря на то что меня накрыли простыней, дождь, по-видимому, попадал на голову, ибо я чувствовала, что волосы у меня намокают все сильнее и вода, стекавшая по лицу, капает на шею. Как ни странно, это был теплый дождь.

«Ом-ом-ом», — твердили частицы, кружившиеся в моей голове. Они так и стояли перед моим мысленным взором: одни были совершенно круглыми, другие — овальными. «Ом-ом-ом», — напевали они, сталкиваясь и вращаясь, — это было забавно и любопытно наблюдать. Внезапно хоровод атомов рассыпался от резкого толчка, подобно тому как поток воздуха разгоняет мельчайшие пылинки, танцующие в солнечном луче. «Ом-ом-ом», — возмущенно заверещали частицы, чье упорядоченное движение было нарушено. Мы двинулись в путь. Я смутно это осознавала, но события, происходящие на этом свете, перестали меня волновать: моим вниманием завладел хор крошечных существ, заполнявших мою голову. Они обретали зримый облик и некоторую индивидуальность, и я замечала досаду на их лицах всякий раз, когда ритм их кружения и однозвучного пения «ом-ом-ом» сбивался от сотрясения. Несмотря ни на что, я не теряла сознания и размышляла: «Как же мало нужно, чтобы изменить ход нашего привычного мировосприятия!»

Ранним утром мы добрались до какого-то крестьянского хутора, где нам разрешили провести день. Возчик должен был починить колесо повозки и раздобыть новую оглоблю. Для этого ему пришлось отправиться в соседнюю деревню.

Телегу поместили в сарай вместе со мной, поскольку я отказывалась оттуда выходить, не сомневаясь в том, что лучше оставаться в ней, нежели находиться в закопченной деревенской кухне, полной шумного люда.

Ионгден принес мне чай. Я оправилась от шокового состояния, в котором находилась, и это лишь усугубило мои страдания. Проведя рукой по волосам, я почувствовала, что они стали жесткими и липкими. То, что мой сын принял за брызги грязи, а я за дождевую влагу, было кровью — я поранилась об окованный железом угол ящика. Затем я осмотрела свое колено. Оно сильно распухло, но рана с коркой засохшей крови, по-видимому, была неглубокой. Что касается бока, очевидно, у меня было сломано ребро, так как малейшее движение причиняло мне страшную боль. Я была не настолько сведущей в медицине, чтобы это утверждать, и к тому же в сарае, где я лежала на виду, не было возможности раздеться, чтобы себя осмотреть.