Леонид Колосов - Собкор КГБ. Записки разведчика и журналиста

— Конон, — торжественно заявил Григорий Максимович, — я освобождаю Колосова на три дня от работы в редакции, а вы расскажите ему несколько новелл из вашей необыкновенной жизни. Договорились?

— Договорились. — Молодый обаятельно улыбнулся. — Только я боюсь, что у вас ничего не получится с интервью.

— Почему?

— Не все так просто. Вот даже фильм, который основан в общем-то больше на художественном вымысле, и тот притормозили.

— Фильм — может быть. А интервью не притормозят. Кстати, в вашем ведомстве у меня много хороших друзей.

Притормозили. И надолго. Вежливый представитель КГБ СССР сказал лично мне, как автору, возвращая гранки очерков: «Не пойдет. Не такое сейчас время, чтобы писать о советских разведчиках-нелегалах, тем более провалившихся. Странно, что это непонятно вам, нашему сотруднику. Публикуйте материалы о героях-разведчиках до 1945-го, а гранки лучше уничтожить».

Но это было позже. А тогда, наговорившись, мы тепло попрощались с Ошеверовым и вышли на улицу.

Уже начало работать метро, появились первые прохожие, спешившие на работу.

— Ты веришь в предсказания? — спросил я у Конона.

Он улыбнулся:

— Если синоптиков, то нет, а вообще — да.

И тут я рассказал ему о своей актюбинской гадалке. Он внимательно слушал мое повествование, улыбаясь, ибо рассказывал я все с юмором. А потом вдруг стал серьезен.

— Ну и что, все исполнилось?

— Не так чтобы очень, но тем не менее… Благородное учебное заведение окончил. Там тебя, своего друга, встретил. В стране морехода, то бишь в Италии, чья душа, мол, живет во мне, побывал. На опасную работу в КГБ забрали. Со смертью в обнимку ходил. Вот только жена — прежняя, да и дочери две…

— Ну, это еще успеется. А может быть, и не надо больше. Кстати, я ведь тоже пообщался в Лондоне с одной хироманткой. Забавная произошла история, скажу я тебе. Рассказать?

— Конечно.

А мы уже дошлепали до высотной резиденции бывшего СЭВа. Нашли скамейку в скверике. Присели.

— Так вот слушай, Ленька… Однажды в Лондоне попал я на один прием, где среди процветающих бизнесменов и дипломатов была очень интересная, хотя и не очень молодая леди, которую представили как хиромантку. Короче говоря, начала она гадать по ладони. Подошла и ко мне. Поглядела на мою ладонь и молвила: «А вас, сэр, ждут наручники. Но ненадолго!..» После этой фразы она заулыбалась и перешла к другой группе людей. А потом хиромантка подошла ко мне еще раз, когда я стоял один в углу зала. «Мне неудобно было говорить при всех, — сказала она серьезно. — Но ваша ладонь мне не нравится. У вас много друзей, но они не все надежны. Не доверяйте им, особенно коллегам. И постарайтесь избегать врачей, они не всегда соблюдают заповедь Гиппократа… А здесь, в Лондоне, будьте осторожны, хотя с судьбой бороться почти что бесполезно». Такие вот сюрпризы нагадала мне «цыганка». Интересно, не правда ли?

— Ну, насчет «наручников» вроде бы точно. Как и то, что в них ты просидел сравнительно недолго. А вот второе предостережение — насчет коллег и врачей… Оно сбывается?

— Не знаю. Ведь коллеги — это не друзья. Вот до меня дошли слухи, что на одном секретном совещании полковника Молодого обвинили в том, что он завалил ценнейших агентов в силу свой беспечности и нарушения правил конспирации. Это ложь. Но как доказать, что ты не верблюд? И потом, какая-то удивительная забота о моем здоровье. Вот недавно опять направили на медицинское обследование в наш госпиталь, а тамошние лекари сразу же обнаружили у меня какое-то мудреное заболевание сосудов головного мозга. Прописали кучу импортных лекарств и курс инъекций. Ну, лекарства я утопил в унитазе, а вот «курс» пришлось пройти. Всю задницу искололи, и, что самое главное, взаправду начала как-то странно болеть голова. Говорят, это обычная реакция на лечение. Сначала, мол, хуже, а затем почувствуете улучшение.

— А почему бы тебе, дружище, не сходить к частному врачу? Кстати, у меня есть один знакомый терапевт широкого профиля. Специалист классный и свой парень. Я его все время итальянскими галстуками снабжал.

— Что же, это идея. И когда ее можно осуществить?

— Послезавтра я улетаю в командировку в Мадрид от «Известий». Как только вернусь, так и пойдем.

— Отлично. Доверяй, но проверяй. Ну, пора по домам. Спасибо тебе за великолепно проведенное время. Впрочем, постой. Давай пофантазируем.

Представь себе, что ты большой начальник и руководишь из Москвы всей нашей нелегальной сетью за рубежом. И вот один из нелегалов — твой покорный слуга — проваливается в Великобритании. Меня сажают в тюрьму и, как принято повсеместно, делают всевозможные заманчивые предложения. А потом тебе выпадает счастливый случай, и через три года вместо двадцати пяти меняют на засыпавшегося в Москве английского шпиона. Вроде бы, как говорят англичане, хеппи энд. Но ты — начальник — не уверен на сто процентов, что меня не завербовала британская контрразведка и не превратила в «двойника». А ведь в моих мозговых извилинах слишком много секретов, много имен коллег-нелегалов, агентов, явок и разведзаданий на будущее. Теперь вопрос: как бы ты, начальник, поступил со мной?

— С тобой? По-честному? Я тебе верю. Поэтому гуляй себе…

— Это частный случай. И редкий. А если подойти ординарно?

— Не знаю…

— Я верный член КПСС и люблю Россию, ибо она моя родина. Но не только ради КПСС играл я в нелегальную рулетку, а ради самого себя, потому что работа моя была тем наркотиком, без которого нынешнее существование кажется мне до удивительности нудным и никчемным. Впрочем, не внимай столь серьезно моим крамольным речам. Тебе еще трудиться. А посему поезжай спокойно в Испанию, и потом пойдем к твоему терапевту.

А накануне отлета в Париж, где я должен был получить визу для журналистской поездки по Испании, поздно вечером позвонил по телефону наш общий институтский товарищ и сиплым от слез голосом сказал: «Вчера ночью за городом скоропостижно умер Конон Молодый. Труп в морге кагэбэшного госпиталя. Больше ничего не знаю…»

На могилу Конона я попал уже после испанской командировки. Она на Донском кладбище, в одной из тенистых боковых аллей. На памятнике даты рождения и смерти: 17 января 1922 года и 10 октября 1970 года. Не дотянул он даже до полувека своей жизни. Я положил цветы на могилу своего безвременно ушедшего друга. Будоражили память разные слухи, которые ходили в связи с неожиданной смертью Молодого. Вспомнились пророчества и его хиромантки, и моей цыганки-гадалки. Он ушел первым с опасной работы, а меня она еще ждала…

Годы учебы в институте пронеслись быстро, ибо времени не хватало. Помимо занятий, играл я в пашем студенческом театре первых любовников, а также был незаменимым ударником в молодежном, знаменитом на всю Москву джазе. Но, несмотря на дополнительные нагрузки, учился я хорошо и особенно преуспел в мудреных валютно-финансовых науках, основной курс которых читал профессор Федор Петрович Быстров. Да и факультет наш назывался валютно-финансовым. Самый трудоемкий в институте факультет, так как мы должны были разбираться в таких непонятных для советских граждан явлениях, как движение курсов на валютных мировых рынках, знать, что происходит на фондовых биржах, кто, кому и как продает золото и так далее, и так далее. Мне всегда нравилось все новое и тем более непонятное. Посему я ходил у Федора Петровича в отличниках. Не было поэтому ничего удивительного в том, что после сдачи государственных экзаменов летом 1951 года профессор ‘сразу же забрал меня в Валютное управление Министерства внешней торговли СССР, которое возглавлял долгие годы. И не только взял, но и назначил сразу же старшим консультантом с очень неординарным для начинающего специалиста окладом. А через несколько месяцев Федор Петрович вызвал меня в свой кабинет и произнес: