Леонид Колосов - Собкор КГБ. Записки разведчика и журналиста

— Леонида, друг мой! Какие средства и какая компенсация?! Ведь я же очень не бедный человек. Ничего не нужно, кроме необходимого устройства и небольшой тренировки с писто… то есть, я хотел сказать, с авторучкой. Впрочем, я был бы рад, если бы ты слетал со мной в Мадрид и подождал финала. Как считаешь?

У меня второй раз екнуло сердце. Резиденту нужно докладывать все или почти все, что касается оперативных дел, особенно столь экстраординарных. Утаиваются лишь романы и семейные неурядицы. Я дословно воспроизвел резиденту свой разговор с Вестом и его пожелание. Резидент как-то сразу погрустнел.

— Сообщу в Центр срочно, Леонид Сергеевич. Продолжай интенсивно работать с Вестом и будь предельно внимателен к динамике его психического состояния.

Ответ из Центра пришел очень быстро. Резидент опять пересказал его, заглядывая в недоступную для меня шифротелеграмму.

— Центр согласен, чтобы ты сопровождал Веста в Мадрид. Паспорт тебе сделают на имя итальянского репортера. Устроишься в той же гостинице, что и Вест. И будешь ждать до конца. Возьмешь какое-нибудь интервью — у нас там есть человек, который тебе поможет. Короче, дорогой Леня, вся ответственность ложится на тебя. Ты автор проекта и его исполнитель, понимаешь? Да, потребуется еще немного времени, чтобы подготовить техническое снаряжение и документы. Так что ты мягко сдерживай порывы агента.

Мои встречи с Вестом участились. Он постоянно пребывал в сильном нервном напряжении и таял буквально на моих глазах. Только на посеревшем лице горели лихорадочным огнем глаза. Потом меня смутило еще одно обстоятельство. Мой агент вдруг ударился в воспоминания, много рассказывал о Франко, об их юношеской дружбе, и где-то в его словах я начал улавливать нотки какой-то скрытой симпатии к молодому Франсиско.

После одной из встреч, мучаясь бессонницей, я вдруг с необыкновенной ясностью представил себе такую картину.

Мы с Вестом, благополучно преодолев все сложности, прилетаем в Мадрид и устраиваемся в гостинице. Мой агент назначает встречу с каудильо, а я остаюсь в номере и, включив телевизор, жду экстренного правительственного сообщения. А в шикарном кабинете Франко, встав из-за стола, обнимает своего давнего друга, может быть, даже со слезами на глазах. Сердце Веста не выдерживает, он тоже плачет и говорит: «Дорогой Франсиско, прости меня, грешного, что приехал к тебе со злодейскими намерениями. В отеле «Виктория» сидит под личиной корреспондента один мужик из советской разведки и ждет, когда я выстрелю в тебя из этой авторучки. Кстати, возьми ее себе на память…» Видение было настолько явным, что я с самого утра, не передав в родную газету обязательной информации, ринулся к резиденту. Он внимательно выслушал мой не очень связный монолог.

— А ты сам не струсил, Леонид Сергеевич?

— Нет, шеф. В разведку идут работать не для того, чтобы разводить цыплят. Я готов ко всему. Но представляете, какой разразится скандал, если сработает такой сценарий! И как пострадает авторитет не только нашей службы, но и государства. Уж лучше тогда я поеду один с «бомбой» для диктатора.

— Не говори глупостей, Леонид. Дело очень серьезное, и твои соображения заслуживают самого пристального внимания. Я срочно запрошу начальство. Завтра приезжай с утра.

Ответ из Центра пришел. Я это понял сразу по выражению глаз моего шефа, когда назавтра явился к нему утром.

— В общем, Леонид Сергеевич, последнее слово за тобой. Никаких претензий к тебе не будет. Советуют не спешить, еще раз все взвесить и, самое главное, не ошибиться в оценке душевного состояния Веста и его здоровья, естественно. Докладывай мне все, что еще надумаешь, в любое время суток.

Встречи с Вестом продолжались. Мне, честно говоря, все больше не нравилось ни его физическое состояние, ни психологический настрой. Он как-то сник и тоже вроде бы перестал торопиться в Мадрид, но мы тем не менее продолжали разрабатывать различные варианты и детали предстоящей поездки. Однажды Вест не вышел на очередную встречу. Не состоялась она и на другой день как «запасная». На третий день я, проверившись, позвонил из города по телефону ему домой, приготовив специально закодированный по сему случаю текст. Но меня не стали слушать. Грустный женский голос произнес в трубку: «Онореволе скоропостижно скончался вчера от обширного инфаркта миокарда. Похороны на римском кладбище Тестаччио».

Старик Вест очень любил испанского поэта Федерико Гарсия Лорку, а с его легкой руки и я открыл для себя этого замечательного стихотворца, которого на рассвете 20 августа 1936 года тайно расстреляли фашисты по приказу Франко. Поэт-трибун, защитник свободы и справедливости, относился к смерти так же, как и его почитатель Вест…

Вот эти последние строки я хотел бы прочесть у надгробия Веста. Но — увы. Резидент категорически, но в очень мягкой форме запретил мне идти на похороны. «Засветишься, дорогой мой, — сказал он. — А сейчас это уже ни к чему».

Но я, признаюсь, пошел. Было много народу и полиции. Я не стал подходить близко к месту траурного действа. Сняв шляпу, я поклонился тому, кто был Вестом. Защемило сердце. Я любил старика. Он чем-то напоминал моего отца. Дело о покушении на Франко закрыли. И о нем больше никто не вспоминает.

И вот сейчас я думаю: может быть, я действительно струсил тогда? И в автомобильных авариях побывал, и стреляли в меня, и «наружка» хватала, и несколько раз собирал чемоданы, чтобы смотаться из Италии, была и «подстава» контрразведки. Нет, не трус. Но может быть, подсознательно сработала вдолбленная в далеком детстве бабкой Авдотьей, постоянно таскавшей меня в церковь, заповедь «не убий». Я ее запомнил на всю жизнь, забыв о некоторых других.

А теперь перенесемся в год 1969-й. Я возвратился из Италии в Москву, и Первое главное управление КГБ оставило меня под «крышей» газеты «Известия» как перспективного сотрудника. Главный редактор газеты Лев Николаевич Толкунов, побывавший у меня в гостях на Апеннинах и даже написавший совместно со мной три больших очерка об итальянских делах, даже назначает Колосова заместителем редактора иностранного отдела. Но «контора» мешает: я веду номер, а мне звонит шеф 5-го отдела или его заместитель и требует немедленно прибыть на службу, ибо пришла из Италии очередная шифротелеграмма, в которой никто не может разобраться. Или следует безоговорочное указание: немедленно на партсобрание отдела, или еще что-нибудь… Ну кому объяснишь, что ты подневольный кагэбэшник, должен подчиняться приказу, хотя «горит» международная полоса? Я издергался вконец.