Боб Дилан - Хроники [litres]

Джонстон пытался убедить нас переехать в Нэшвилл и всякий раз, когда мы там оказывались, пытался продать нам это место как очень ненапряжное, где есть все необходимое для жизни. Оно преобразилось, говорил он нам. Люди занимаются тут своим делом. Никому не интересно, кто ты и что ты. Хоть до утра посреди улицы стой, никто на тебя внимания не обратит.

Я приезжал сюда записываться несколько раз, впервые – в 1966-м. Город будто был заключен в мыльный пузырь. Нас с Элом Купером и Робби Робертсоном чуть не выгнали за длинные волосы. Все песни, что выходили из местных студий, повествовали о неверных женушках, что гуляют на сторону от своих муженьков, или наоборот.

Медленно возя нас по Нэшвиллу в своем красном «эльдорадо» с откидным верхом, Джонстон показывал достопримечательности.

– Вон дом Эдди Арнолда. – Потом еще один: – А здесь живет Уэйлон. Вон тот – Тома Т. Холла. Этот – Фарона Янга. – Сворачивал за угол и показывал дальше: – Вон на той улице живет Портер Вагонер.

Я откидывался на обширные подушки кожаного сиденья и таращился с востока на запад. У Джонстона в глазах пылали пожары. В нем было то, что некоторые называют «импульсом». Импульс читался у него на лице, и Джонстон излучал это пламя, этот дух. Ведущий продюсер «Коламбии» по фолку и кантри, он запоздал родиться на сотню лет. Надо было в широком плаще и шляпе с плюмажем скакать с саблей наголо. Джонстон плевать хотел на любые предупреждения, что попадались ему на пути. Его представление о продюсировании пластинки сводилось к тому, что шестеренки должны быть хорошо смазаны – врубай и смотри, как крутятся… Невозможно предсказать, кого он следующим мог притащить в студию, и движение там постоянно бывало напряженным, однако у него, похоже, для всех находилось место. Если песня не получалась или что-то начинало дребезжать, он заходил в студию и говорил что-нибудь вроде:

– Джентльмены, у нас тут что-то слишком много народу.

Так он разбирался с проблемами. Питался Джонстон постными деревенскими шашлыками и был весь обаяние – например, про одного своего судейского друга из Нэшвилла говорил: «этот куцехвостый политик».

– Ты должен с ним познакомиться, – говорил он. – Надо бы мне вас как-нибудь свести.

Нереальный человек. Однако в тот раз записываться в Нэшвилле мы не стали. Писаться мы должны были в Нью-Йорке, а ему следовало подобрать музыкантов и либо привезти их с собой, либо найти на месте.

Мне было интересно, кого он приведет на сессии в этот раз, – я надеялся, что среди них будет Чарли Дэниэлс. Он уже привлекал Чарли к моим записям, но несколько раз ему это не удавалось. Я ощущал, что у нас с Чарли много общего. Как он строит фразу в разговоре, какое у него чувство юмора, его отношение к работе, терпимость к определенным вещам. Будто мы с ним грезим об одних и тех же далях. Даже воспоминания у нас могли совпадать. Стоило Чарли чем-то увлечься, и он начинал в этом разбираться. В то время своей группы у меня не было, и я полагался в подборе состава на ответственных по отбору репертуара и исполнителей или на продюсеров. Когда со мной был Чарли, из сессий обычно выходило что-нибудь хорошее. Джонстон перевез Дэниэлса из Северной Каролины в Нэшвилл играть на гитаре и работать на сессиях. Еще Чарли играл на скрипке, но Джонстон на моих записях ему этого не разрешал. За много лет до этого в своем родном городке Чарли создал группу под названием «Ягуары» [103] Jaguars. – они записали несколько пластинок рокабилли, а у меня, хоть я и не выпускал на родине пластинок, примерно тогда же была своя группа. Я чувствовал, что в жизни мы с ним начинали примерно одинаково. Чарли, в конце концов, все удалось по-крупному. Послушав «Оллман Бразерз» и «Линирд Скинирд», стоявшую несколько сбоку, он нащупал свою дорожку и утвердился собственной динамикой: выдвинул новую форму деревенского буги, совершенно гениальную. С атомной подпиткой – сюрреальной двойной скрипкой и великолепными темами, вроде «Спустился дьявол в Джорджию» [104] The Devil Went Down to Georgia. . На какое-то время Чарли добился всего.

Эл Купер, которому случилось открыть «Линирд Скинирд», играл на нескольких моих лучших пластинках, поэтому я попросил Джонстона привлечь и его. Это было мое единственное предложение Джонстону касательно состава музыкантов. Я все равно думал, что Эл – в Нью-Йорке. Родом Купер был из Бруклина или Куинса, и рос вместе с подростковой группой «Ройял Тинз». У нее был большой хит – песенка под названием «Короткие шорты» [105] Short Shorts. . Купер играл на множестве инструментов, и на всех – одинаково хорошо. Вообще он правильный был. Песни он тоже сочинял – относился к нью-йоркской тусовке. Его песню записал Джин Питни. Купер собирал такие группы, как «Кровь, Пот и Слезы» [106] Blood, Sweat and Tears. , «Блюз Проджект», даже супергруппу со Стивеном Стиллзом и Майклом Блумфилдом, но потом из них всех уходил. Кроме того, он был искателем талантов, вроде Айка Тёрнера, только у белых. Ему нужна была только заводная девка. Дженис Джоплин для Эла могла бы стать идеальной певицей. Я как-то раз обмолвился об этом Альберту Гроссману, своему менеджеру, а теперь и менеджеру Дженис. Гроссман ответил, что ничего глупее он в жизни не слышал. Мне эта мысль чрезмерно глупой не казалась, я считал ее провидческой. К сожалению, вскоре Дженис покинула этот мир, а Купер впал в вечную музыкальную спячку. Надо было мне менеджером стать.

Не прошло и недели, как я уже был в нью-йоркской студии «Коламбии» с Джонстоном у руля, и он считал: все, что я записываю, – фантастика. Он всегда так считает. Постоянно думает: что-нибудь обязательно окажется золотым дном, все тотально цельно. Черта с два. Нигде никогда концы с концами не сходятся. Даже когда песня закончена и записана, цельной она не становится. К одному из моих текстов Купер сыграл на фортепиано несколько Тедди-Уилсоновских рифов. В студии также находилось три девушки, певшие так, точно их выдернули из какого-то хора, и одна сымпровизировала под эту музыку скэт. Всё записали с первого дубля и назвали «Если вырвутся собаки» [107] If Dogs Run Free. .

Я записал кое-какой материал из Маклишевской пьесы, у которого имелись мелодии, и вроде легло неплохо. Все приходилось в строку – фрагменты, мелодии, дурацкие фразочки. Неважно. Моя репутация уже упрочилась – по крайней мере, эти песни не станут кровавыми заголовками. Песни «со смыслом»? Их не было. Все, кто их услышит, будут неизбежно разочарованы. Карьеру на этом строить? Еще чего. Но вне зависимости от этого в воздухе сгущалось предчувствие. Когда же «прежний он» вернется? Когда же распахнется дверь и войдет гусак? Не сегодня. У меня было такое чувство, что эти песни может унести вместе с клубами сигарного дыма, – ну и ладно. Меня самого изумляло, что мои пластинки до сих пор продаются. Может, на дорожках и были хорошие песни, а может, и не было, – кто знает? Но они – явно не того сорта, от которого жуть как ревет в голове. Я знал, какого рода эти песни, – они совершенно не такие. Дело не в том, что у меня нет таланта, я просто не ощущал всей силы ветра. Никаких звездных взрывов. Я опирался на пульт и слушал один из треков. Нормально звучит.